давай!
– Не пора ли завязывать? – с неподдельным сочувствием. – Ведь здоровье –то ни за какие деньги не купишь потом.
– На здоровье пока не жалуюсь! – постучал по прилавку костяшками пальцев – Тьфу – тьфу! Пока крепкое, похмелье хоть и бывает, но терпимо, тем более, всегда можно поправиться, приняв на грудь.
– Это пока есть здоровье. А о жене с дитем подумал? Неужели думаешь приятно ребенку твоим выхлопом дышать?!
– Пелегал для зены – што аромат чужих духов. А это и есть самая настояссяя левность.
– Ты не сбрендил, случайно? Тоже мне, аромат. Наизнанку выворачивает! И к кому ревновать – то, к бутылке?!
– Ну, да!
Кондрат попытался удержать равновесие, но уселся прямо на мешок с мукой, стоящий у прилавка. Белое облачко поднялась вверх, белая взвесь осела на полу, брюках Кондрата и даже его лице. Попытку встать, он даже не предпринял.
– Она левнует, а говоиит, што алкохолизм – стласная болезнь. Вот такими скандалами она заставляет муза быстее спиваться.
– Ну, ты и… – Зойка нахмурила брови, уперла рука в бока. – По – твоему разуменью, бабы виноваты в том, что мужики спиваются?
– А то хто же? Еевновать мозно не только к длугой зенщине. Еевновать мозно и к футболу, машине, длузьям, лаботе…
– Ну, ты и козел!
– Э, я поплошу без осколблений! Я – натуа тонкая… – покачал пальцем перед носом и икнул. – Так я доздусь товар за свои деньги? Покупатель всегда плав.
– Тонкая! О как себя алкаши любят! Что, деньги карман жгут?! – Зойка грохнула о прилавок бутылками. – С этим к жене с дочкой заявишься?
– Не твоя забота стыдить меня! Музу своему нотации читай… Хотя, откуда у тебя муз? Кому в голову плидет связать зизнь с шибко умной?
Громко смеясь, Кондрат забрал бутылки и вышел из сельпо.
***
Марина вернулась с фермы домой. Оставив телогрейку и валенки в сенях, ногами нащупывает в полумраке тапочки и спешит в кухню. Завязав на ходу передник, переступила порог.
Увиденная картина заставила опустить руки. Марина устало привалилась к дверному косяку.
За обеденным столом, положив голову на руки, храпел Кондрат. Перед ним стоял граненый стакан и пустая бутылка. Рядом, в крошках хлеба валялась надкушенная палка колбасы, а в чайной чашке тлела непотушенная папироса.
Марина бессильно сползла по стене на пол, уронила голову в руки и тихо заплакала. Потом на коленях подползла к столу и тяжело присела рядом на табурет.
– А ведь обещал больше не пить! с обреченностью в голосе. – Божился, крестился на красный угол!
Марина потрепала Кондрата за плечо. Но услышала лишь нечленораздельное мычание.
– Кондрат! Кондрат, пойдём, уложу.
Выслушав очередное мычание, закинула руку мужа себе на плечо. Осторожно, шаг за шагом
