меня Алена. – Моя бывшая лучшая подруга. А это Леонидас и Фукс, они же Леня Пекарь и Гриша Боеничев.
– Значит, нас четверо! – вскричал осчастливленный Фукс, который Гриша Боеничев. – Нас почти столько же, сколько москвичей. Ну шо, Комильфо, присоединяйся.
Алена и ее двое знакомых завели оживленную беседу о последнем полуфинале, пропущенном ими из-за полета. Оказалось, что Алена слыла главной болельщицей команды “Тело в тельняшке”, всегда посещала игры во главе группы поддержки и все полтора часа стоя держала плакат, несмотря на то что это тяжкий труд, а потом освистывала обнаглевшее жюри.
Вставить свои пять копеек в этот междусобойчик было почти невозможно, и я довольно быстро почувствовала себя гостьей на свадьбе очень дальних и незнакомых родственников. Я заскучала и принялась разглядывать остальных.
Аннабелла принимала второй пластмассовый стакан из рук Арта, глядя при этом на атлетического вида парня, который ковырялся в салате. Москвичи и чебоксарец все так же не подпускали никого к центральному дивану.
Три темноволосые кавказские девочки, неуверенно державшиеся, не отставали ни на шаг от Тенгиза и помогали ему накрывать на стол.
Молдаванок ни с кем невозможно было спутать, и я сразу их вычислила по похожей на Софию Ротару бойкой девчонке, громко расписывающей более робкой соотечественнице прелести Деревни, с которыми она успела вчера ознакомиться, – включая курилку в третьей беседке от забора, где собираются местные.
Кудрявый невысокий мальчик смущенно общался с двумя очень белобрысыми и немодными девчонками в устаревших мыльницах. Все трое выглядели умными, хоть мальчик отчаянно краснел.
Впервые в жизни я осознала, что Советский Союз действительно состоял из пятнадцати республики и к тому же развалился. Также я впервые задалась вопросом, почему все евреи настолько не похожи друг на друга. А еще я содрогнулась от мысли, что мне придется провести с этими незнакомцами три года жизни, и мне опять невыносимо захотелось домой.
Я осмотрела всех, но тут поняла, что кое-кого упустила.
Одинокий долговязый худощавый субъект в очках стоял у выключенного телевизора и вертел на указательном пальце пластмассовую тарелку. Бабушка называла таких типов словом “несграбный”. Рука парикмахера давно не прикасалась к его всклокоченным волосам, и выглядел он так, будто вскочил с постели и, не успев в ванную, побежал прямиком в Клуб. Коричневые сандалии, обутые поверх черных носков, создавали жуткую дисгармонию с безобразными оранжевыми шортами и поношенной футболкой с фотографиями динозавров.
Субъект подмигнул мне.
Я отвернулась в ужасе от того, что именно мне он посмел подмигивать. Я даже оглядела свою собственную одежду, чтобы убедиться, что она не настолько кошмарна. Но нет, я была в обычных своих любимых просторных варенках, присланных тетей Галей из Америки, в клетчатой рубашке с пуговицами и в сандалиях без носков. Правда, с каждой минутой я все больше сожалела о том, что надела эту рубашку, потому что становилось все жарче.
– Шалом, – сказал субъект,
