начнутся будни, и повела в кабинет звонить Трахтманам.
Сердце билось так громко, что я плохо слышала, что именно говорила бабушка Трахтман, но хорошо помню охи, вздохи, всхлипы и крики про инфаркт. Звучало это все очень по-одесски, так что я почти успокоилась.
Трахтманы приехали за мной на такси.
Из машины вылетели две женщины и один мужчина и набросились на меня с таким шквалом эмоций, что мне стало дурно. Фридочка стояла поодаль и утирала слезы бумажным носовым платком.
– Вы только посмотрите на этот пунем! – восклицала незнакомая бабушка Сара, щипая меня за щеки. – Кик зи ун! Это же вылитая Лизонька, только исхудавшая!
– Деточка! – кричал незнакомый дед Илья, сжимая меня в железных объятиях, пахнущих бензином. – Деточка наша родненькая! Как же ты похожа на нашу Михальку!
– Зоенька, – говорила тетя Женя, – невероятно, невероятно же! Какое счастье, что мы встретились! Как долго мы тебя ждали!
Я не знала, куда себя деть от смущения, понятия не имела, что и как говорить, и пожалела о том, что плохо подготовилась к встрече. Но мои новоявленные бабушка, дед и тетя как будто этого не замечали.
Они запихнули меня и мой рюкзак в такси и помчались в свою Рехавию. За рулем сидел дед Илья, который, как оказалось, работал таксистом и который по дороге чуть не сбил двух пешеходов и чуть не врезался в столб.
Они задавали столько вопросов, что я не успевала отвечать и была им за это очень благодарна.
У старших Трахтманов обнаружилась большая добротная квартира с высокими потолками, цветными коврами, двумя балконами и огромным холодильником, с которым мне предложили лично познакомиться. Стол был накрыт и ломился от салатов. Только елки не хватало для довершения праздничной атмосферы.
Сам район Рехавия был островком Европы на востоке, и я в очередной раз подивилась, каким разным бывает Иерусалим: как книга, которая не определилась с жанром и в которой чуть ли не каждая глава уносит тебя в другой художественный стиль.
Рехавия была кварталом зажиточных иерусалимских старожилов, в основном выходцев из Германии и Польши, обосновавшихся здесь в тридцатых годах, и в придачу кварталом богемной молодежи. Обитали в ней поколения чинных академиков, врачей и адвокатов и приезжие студенты социальных дисциплин: будущие политики, социологи, экономисты и психологи, набивающиеся кучами в съемные квартиры.
Район был ухоженным, белый баухаус утопал в густой зелени, в тени листвы прятались уютные маленькие парикмахерские, бутики, булочные и кофейни. Погода снова стала летней, на солнечных террасах читали газеты пожилые господа в пиджаках, старушки с лакированными фиолетовыми волосами пили дымящийся чай из высоких стаканов, группки разношерстных лохматых студентов в пижамах и домашних тапочках с запалом беседовали, молодые папы укачивали на руках младенцев, а молодые мамы расплачивались с неторопливыми официантами, которые вразвалочку ходили взад-вперед, флиртовали
