просьба пристегнуть ремни и воздержаться от хождения по салону; но по опыту полетов и Мириам, и Вуаве знали, что летчики перестраховываются, давая эту команду как минимум на пять минут раньше. Поэтому Мириам легко встала и направилась к размещенному позади салона туалету. Стюардесса, рослая светловолосая немка с профессионально короткой, удобной стрижкой, проводила ее осуждающим взглядом: ну, конечно, эта корова не могла сходить в интимное заведение раньше! Еще придется ее вызывать… Интересно, она понимает по-английски?
Вуаве не смотрел назад. Он равнодушно забросил в рот несколько мятных леденцов, с вежливой брезгливостью отказавшись от розовых облаток Cadberry, предложенных стюардессой, и закрепил замок ремня под полами пиджака. Ремень болтался, но ливанец даже не подумал о его регулировке. Ему было все равно. Он только считал минуты и рассматривал варианты.
Волнения стюардессы оказались напрасны: Мириам появилась из-за портьеры даже быстрее, чем можно было предполагать. Женщина шла по проходу – в бизнес-классе на этом рейсе пустовало около десятка мест – но в этот момент какой-то пузатый чех, до этого времени спокойно читавший «Фигаро», вдруг опомнился, уронил газету и рванулся в туалет, грохоча жесткими штиблетами.
– Аh, shit! – пробормотала стюардесса и бросилась за ним. – Sir, excuse me! Couldn’t you refrain from…[5]
Но чех ее не слушал. Выставив вперед свой живот, как таран, он ударил им Мириам в бок; Вуаве не видел, как спокойное и даже ленивое лицо турчанки исказила гримаса острой секундной боли; она покачнулась, но совладала с собой и спокойно прошла к своему месту. Уселась, будто несла в себе какой-то драгоценный сосуд – боясь расплескать. Набросила на колени, укрытые платьем, такой же, как у Вуаве, до предела расслабленный ремень.
Стюардесса стучала в двери кабинки согнутым пальчиком, с едва сдерживаемым раздражением прося пассажира занять свое место. Семьдесят восемь пассажиров салона бизнес-класса не обращали на эту суету внимания, только двое русских у самого выхода комментировали ситуацию на непонятном большинству языке.
Женщина пошевелилась, устраиваясь в кресле. Не глядя на нее по-прежнему, Вуаве обронил:
– Все в порядке?
Мириам криво усмехнулась. Поправила платье.
– Да. Только, дорогой мой, мне придется ехать в отель босиком. На каблуках я могу ЕЕ выронить… мышцы не выдерживают.
Вуаве мельком посмотрел на ее голые ступни, лежащие на зеленом покрытии пола самолета, – белые, с перламутровым лаком на ногтях холеных пальцев. Равнодушно заметил:
– Это не принципиально. Думаю, ты никого не удивишь. При современных мерах безопасности на терминалах разувают всех.
Самолет снижался; разрубая крыльями облака, машина неслась к аэропорту Рузыне, в десятке километров от Праги. Мерцало табло. Стюардесса наконец выгнала из туалетной кабинки красного, как рак, чеха – он на ходу застегивал скользкие пуговицы ширинки – и быстрым взглядом осмотрела кабинку; потом усмехнулась, подняла с пола что-то белое и швырнула в контейнер для мусора.
Аh, shit!.. Sir, excuse me! Couldn’t you refrain from… – О, черт!.. Сэр, простите! Вы не могли бы воздержаться от… (англ.).
