к изголовью наручниками, браслеты которых украшал искусственный розовый мех. Ноги сильно разведены в стороны и за щиколотки привязаны тонкими поясками к ножкам кровати.
Вся спина, руки, бедра, ягодицы, икры исполосованы. Через всю спину, по диагонали, пришелся самый сильный удар – кожа лопнула.
– Голову подними, – сказал Иголкин, пихая Кирилла в бок.
– Твою ж мать!
На потолке застыли кровавые брызги. Такие же были на стенах, шкафу, белом пушистом прикроватном коврике, на тумбочке, на брошенных на пол вещах.
Оперативники стояли на пороге комнаты, не мешая работать экспертам. Но даже отсюда Парфенов понял, что его вызвали не зря – это весьма напоминало дело Светы Лопатиной.
– Игнатьич, – позвал Парфенов. – Что?
– Могу почти под копирку переписать отчет, если тебе надо быстро, – сказал, подходя, эксперт. – Девушка сначала обездвижена, потом ей нанесены ранения, а после ее задушили. Но к тому времени, думаю, она уже находилась без сознания. Очень большая кровопотеря, болевой шок.
– Время смерти?
– Наверняка не скажу, но сутки она так лежит точно.
– В это время Роднянский уже загорал у нас. Да твою ж мать! – Парфенов снова выругался.
– Кто? – спросил Иголкин.
– Теперь неважно, – отмахнулся Парфенов.
Привязать мелкого наркоторговца к смерти Мацкевич невозможно, а это убийство один в один похоже на убийство Лопатиной. Значит, и Лопатину Роднянский не убивал. Если, конечно, исключить, что он мог действовать с кем-то заодно. Кирилл вздохнул и провел ладонью по лицу, прогоняя непродуктивные мысли.
– Поквартирный опрос? – спросил он Иголкина.
– Мои ребята пошли, пока ничего.
– Хорошо, сейчас мои подъедут и присоединятся. Игнатьич, телефон, вещи Мацкевич можно трогать?
– Могу дать только ее сотовый, с остального не сняты пальчики.
– Давай. Хотя бы последние вызовы проверим.
– И еще есть кое-что, что мне не нравится, – нахмурился эксперт. – Да и тебе не понравится.
– Игнатьич, ты меня пугаешь.
– Сейчас вот тут, – Игнатьич показал пальцем, где именно, – осторожненько пройди.
Кирилл подошел к кровати. Эксперт молча кивнул на прикроватную тумбочку.
– «Блудница. Мерзость в глазах Господа», – прочитал Кирилл записку, оставленную в раскрытом блокноте.
– Можешь за уголки взять, – разрешил Игнатьич.
Майор аккуратно взял блокнот. Обложка с перламутровым единорогом, парящим в облаках. Переливчатая радуга. «Dream come true» – леттерингом снизу.
– Я мельком смотрел, там записи разные. Явно девчачий блокнотик, – сказал эксперт.
– Но вот эту вот запись нам оставили. – Парфенов стал мрачен. – Игнатьич, блокнот по полной отработаете?
– Обижаешь, Кир Андреич.
– Итак, что мы имеем.
