На нашем находилось три члена экипажа, семья – бортинженер с женой и ребёнком. Неведомыми путями они оказались на Земле, почти триста лет назад. Выйдя на разведку, в первый же день погиб мужчина. Удвоенная сила тяжести и отсутствие специальных скафандров оказались гибельными. После месячного ожидания его жена с ребёнком тоже решили выбраться на поверхность. Никто на борт не вернулся. Искин всё это время поддерживал техническое состояние спаскапсулы. В этом плане ему моя помощь не нужна. Но так как, искин имеет биологическую основу, то у него есть инстинкт самосохранения.
Здесь была такая тонкость, несмотря на свою продвинутость – биоискины обычно ставили на полноценных кораблях. Как в спаскапсуле он оказался – один аллах знает. Но на абсолютно всех искинах существует запрет на уровне железа на самостоятельные действия критического характера. То есть самостоятельно передвижение невозможно, также не может искин принять решение на открытие огня. Только если капитан заранее зафиксировал это в приказе.
Поэтому мой биоискин не может элементарно поменять место стоянки, даже если будет угроза.
Очередная встреча высоких договаривающихся сторон состоялась на борту флагмана, то есть в кают-компании судна. Я попросил себе кресло, куда сразу рухнул. Я скинул мокрый гидрокостюм в котором неудобно общаться и остался в одних плавках. Постояв пять минут, я понял, что никто не собирается притащить мне инопланетный комбинезон, самоподстраивающийся под особенности тела. Я согласен даже без термоконтроля. Какой-нибудь завалявшийся от члена экипажа. Фиг вам по всей морде. А в книгах обязательно всучают подобное чудо. Пришлось переодеться в предусмотрительно взятое с собой трико с футболкой, которое я упаковал в двойной мешок и повесил на пояс.
– Уважаемый искин, давайте определимся с персоналиями. Сразу предлагаю перейти на ты, я достаточно молод для обратного.
– Принято, перейти но укороченную форму общения, – это раздался в помещении холодный, механический голос.
– Следующее, как мне к тебе обращаться?
– На твой выбор, мой персональный цифровой номер будет сложно запомнить.
Для выбора имя собеседника мне пришлось помозговать. Очень хотелось назвать его Моня, уж больно искин напоминал старого местечкового еврея, продающего траченное молью пальто жены под видом благородного верхнего одеяния великой княжны.
Но вспомнил нашего учителя физики, Семёна Марковича Фельдмана, который преподавал в нашем классе четыре года. Невысокий и болезненно худой Семён Маркович с вечной печалью в глазах, видимо он знал что-то такое, неведомое остальным – был педагогом с большой буквы. К тому же он обладал низким красивым голосом. Все три наших класса с удовольствием ходили к нему на факультативы. К слову сказать, с моего класса пятеро учеников поступили на физмат в ведущие ВУЗы Питера и Москвы. Поэтому я решил не трогать многострадальный еврейский народ.
– Тогда
