ними на совсем немаленькой филейной точке молодой женщины из головы и разогнать больную фантазию.
Но жарить сейчас он хотел только круглый зад новой соседки – или для начала, чтоб она сжала груди, а он провел между ними членом, и обязательно, чтоб головка касалась ее сочных губ. А потом…потом…
– Да твою же мать!
Наконец, спустил штаны, освободил член, провел по твердому стволу несколько раз, сжал головку, оттянул крайнюю плоть, размазал влагу. Яйца отяжелели еще больше, живот напрягся.
Терехов забыл, когда у него был секс – так, чтоб с женщиной, и как надо, тело в тело, до седьмого пота. До хрипов и пересохшего горла, а не проститутка и трехминутный минет на обочине.
Хотел вспомнить, не получилось.
Член лежал в руке, требовал ласки, голова гудела. Семен начал водить по каменному стволу, громко простонал, прикрыл глаза. Он наяривал свой стояк, как в пятнадцать лет, случайно подсмотрев в школьной раздевалке у Латышевой голую грудь, которая потом не давала покоя три урока.
А он потом, кое-как добравшись до дома, заперся в ванной и вот также самоудовлетворял себя до белых кругов перед глазами как сейчас.
Ноги подкашивались, Семен представлял, как будет натягивать на член влажную киску случайной знакомой с полной грудью и торчащими сосками. Как перед этим вылижет ее, а еще раньше насадит на пальцы и трахнет так, что она будет визжать, течь и просить еще.
Сперма подкатила неожиданно, в горле пересохло, по вискам стекал пот, Семен надрачивал себе правой, упершись левой в старенький шкаф. Он издал жалобный скрип от такого напора. А Семен кончал, сжав до скрежета зубы. Сперма стекала по стволу, пачкала пальцы, капала на пол, теплая, вязкая.
– Ебать… сука… м-м-м-м… сук-а-а-а-а.
Да, давно с Тереховым не было такого, очень давно.
Чтоб в свои сорок два года он мастурбировал при минутном знакомстве с прелестями соседки, да еще какими – нет, точно не было.
Нужно нажраться, вот чтоб в дрова, как в тот день, когда его жена была застукана под столом его же заместителя. Вот тогда он реально хапнул адреналина и чуть не хапнул себе срок.
А через два дома от Тереховского происходила примерно такая же ситуация. Серафима разглядывала себя в старенькое зеркало, касалась груди пальцами, сдавливала сосок, кусала губы, чтоб не стонать.
Вместе со страхом от встречи с незнакомцем было что-то еще, что-то странное. Он так смотрел, с голодом, что ли – так на нее не смотрел никто.
Первая любовь разбилась вдребезги, первый секс случился на пьяную голову, но Сима думала иначе, потом ее разубедили. Ничего бы и не было, если бы не алкоголь, да, Калугин так и сказал, что ничего и не помнит, мол, извини, Сим.
Виноградова закрыла глаза, рука уже сдвинула в сторону тонкую ткань белья, пальцы коснулись гладко выбритых половых губ, но она тут же убрала их.
Было стыдно трогать себя, удовлетворяя в теткином доме, ладно бы у себя в квартире, где больше никого нет, и где в коробочке под кроватью она прятала сексуальные игрушки.
Тело
