произносит он.
– Что? – глухо отзываюсь я.
– Вы с Игорем Константиновичем расстались, и у нас с тобой появился шанс. Мы можем быть счастливы вместе, слышишь?
Господи, если я сейчас что-то не то скажу, этот псих снова разозлится, и итог нашей беседы будет непредсказуемым. Возможно, Егор и на сей раз похитит меня, запрет в таком месте, откуда я уже не найду выхода.
Я оглядываюсь в поисках спасения и… никого не обнаруживаю. Я пропала!
Каким-то образом этот псих чувствует мою ложь, а значит, в любом случае меня не отпустит. Так что у меня остается один выход. Рисковый, правда, но иного нет.
Набираю в легкие побольше воздуха и начинаю громко орать, во все горло и ни разу не жалея связок. Яростно. Дико. Призывая на помощь кого угодно, лишь бы услышали.
Егор от неожиданности теряется, и мне удается вырваться из его рук и броситься наутек. Не отдавая отчет своим действиям, перескакиваю скамейку, весенние грязные клумбы, чуть не поскальзываюсь на льду. Ветер бьет в лицо. Откуда-то справа доносится знакомый голос, но мой разум не успевает проанализировать, кому он принадлежит. Я просто бегу, боясь сбавить темп и оказаться пойманной.
– Алекс, стой! – Псих совсем близко.
Голова в тумане. Сердце стучит. Ноги ватные. Через голубоватый, сумрачный парк выбегаю по залитой холодным лунным светом каменной брусчатке на оживленную площадь.
– Ты! Ублюдок! Отпусти! Больно! – внезапно кричит позади жалостливый голос Егора.
И я уже собираюсь обернуться, как в этот момент свет фар застилает мне глаза – когда я успела выбежать на дорогу? – и в следующее мгновение я ощущаю резкую боль, спонтанный полет, а потом погружаюсь в слепую темноту.
Растоптал, унизил,
Мою сломал он душу.
Красные рубцы оставил —
Холодной плетью в спину.
Игрушкою безвольной сделал,
Ни раз, повторно раздирая рану,
Бесконечно свежую, вновь и вновь калеча,
Открывая в сердце стужу.
Гнев и ярость были поначалу,
Боль позднее, горькое отчаяние.
К ним Безразличие пришло на смену,
Унося покалеченное жестокостью сознание.
Залиты его ладони кровью
Раненого девичьего сердца.
Под грязным сапогом его
Лежат честь, достоинство и тело.
Затем, в конце, он,
Память в землю зарывая,
Приходит как сама невинность
За прощением желанным;
Как святой и мудрый старец:
"Вы простите, я же всех прощаю."
Будто прошлое вмиг забылось,
И душа мгновенно исцелилась.
Она разбита, слышишь?
Душа моя разбита!
Глава
