тупоносые туфли на высоком каблуке. Придирчиво изучив свое отражение, я пришел к выводу, что где-то и когда-то во мне произошла смысловая спайка, скрепившая фатализм и Фигаро. В роли Фигаро-фаталиста я себе не понравился – слишком уж устаревшим я выглядел, слишком уж сильно пах нафталином парик, да и гульфик панталон не вызывал воодушевления. Решив, что фатализм – не моё, я плюнул на мысли о неизбежности, заставив их разбежаться по наиболее отдаленным и редко посещаемым уголкам умозрительной вселенной.
Посвятив левитации в очищенном от мыслей и образов внутреннем вакууме время, достаточное для отдыха, я открыл глаза. Мир снаружи оказался втиснут в тёмную, тягучую и многократно продезинфицированную больничную палату. Одеяло по-прежнему придавливало меня сверху, но уже не казалось ни мельничным жерновом, ни могильной плитой. Похоже, процесс излечивания пошёл. Припомнив, что матёрый врачище обещал вылечить меня так, что мать не узнает, я покинул кровать и палату, и отправился обследовать больницу. Нужно найти мать, пока я не до конца здоров и всё ещё узнаваем.
За темнотой палаты лавиной электронов протяжно гудели ночные лампы длинного бирюзового коридора, цепко несущего в каждой из своих стен по веренице одинаковых белых дверей. Не придумав ничего лучше, я решил проверить все палаты по очереди. Открыв ближайшую дверь, я шагнул в пространство, в точности копирующее комнату, которую я только что покинул. На койке под прессом одеяла бугрилось дрожащее тело.
– Э… здравствуйте. Я ищу свою мать. Вы её не видели? – спросил я, принюхавшись. Помещение оказалась досконально стерильным и не пахло ни матерью, ни другими людьми.
– Мама, мамочка, забери меня отсюда! Ну пожалуйста, забери! – из-под одеяла выпорхнула стайка захлёбывающихся хнычущих всхлипываний. – Я всё сделал, как ты мне сказала: и в сугроб зарылся, и лежал в нем тихо-тихо, долго-долго лежал. Я всё отморозил, всё-всё-всё, но они меня нашли. Они меня забрали. Они меня вылечат, мамочка, совсем вылечат! Я не хочу, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Забери меня! Я не хочу! Нет! Пожалуйста!
Голос то взлетал под потолок звонкой пронзительной иглой, то срывался вниз безудержно ревущим водопадом. От этих звуков, усиливших дрожь тела на кровати, затрясся воздух, завибрировали окна, заходили ходуном стены, потолок, пол и вся больница. Меня подкидывало, подбрасывало, колотило, пинало и швыряло из стороны в сторону как стальной шарик в колесе рулетки. Частота вибраций продолжала нарастать, и я понял, что если сейчас же не уберусь отсюда, то сперва превращусь в отбивную, потом в фарш, а затем в пюре. Я попытался открыть дверь, но она импульсивными толчками раз за разом сбрасывала мои пальцы со своей холодной и скользкой ручки.
– Забери-забери-забери-забери-забери пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста мама-мама-мамочка забери меня забери отсюда ну пожалуйста пож… – когда я уже практически стал отбивной, дверь распахнулась. Голос мгновенно пресёкся, а вся
