только понимал его сам, но и умел донести его людям. Его невозможно было смутить, он знал ответы на все каверзные вопросы и мог переспорить любого богослова официальной религии.
Поэтому Эль только вздохнул тихонько, начиная понимать, зачем его вызвал Солнцеликий.
– Ты понял, что я сказал? – уже с лёгкой угрозой в голосе повторил глава Обители.
– Понял, – покорно склонил голову монах.
– Что именно ты понял? – продолжал допытываться Солнцеликий.
– Я понял, что должен слушать вэссера, как вас.
Старейшина хмыкнул:
– Как-то неубедительно это прозвучало, Эль. Ну-ка, повторяй за мной: я буду слушать Энасса, выполнять все его требования.
Эль нехотя повторил.
– Не буду дерзить и своевольничать.
Эль глухо повторил.
– Буду покорен и полон смирения, как и подобает Солнечному монаху.
Эль опустил голову: Солнцеликий не оставляет ему выбора. Дав обещание, он не сможет его нарушить. И окажется беззащитен перед язвительными насмешками Энасса.
– Повтори! – требовательно сказал Старейшина, и Эль, опустив голову, почти шёпотом выговорил:
– Я буду покорен и полон смирения, как и подобает Солнечному монаху.
И подумал, что плохой всё-таки Энасс вэссер, раз не надеется на свои силы и прячется за спину Солнцеликого.
– Молодец, – удовлетворённо сказал Солнцеликий. – Я доволен тобой. Уверен, что ты сдержишь своё обещание. Можешь идти.
Снова низко поклонившись, Эль развернулся и быстро выскочил из комнаты, с трудом сдержавшись, чтобы с размаху не хлопнуть дверью. Но всё-таки успел удержать себя, и дверь закрылась за ним с тихим стуком.
И Эль уже не увидел, как улыбнулся и качнул головой Солнцеликий. А потом вышел во внутренний дворик, поднял голову к небу и мысленно проговорил:
«Он готов».
Выслушал такой же мысленный ответ, снова улыбнулся и вернулся в свои покои.
Эль тряхнул головой, прогоняя несвоевременные воспоминания, и, прихрамывая, заспешил следом за спутниками.
Через час остановились на молитву, вознесли хвалу Великому Свету и только после этого Энасс разрешил развести огонь и обсушиться. Впрочем, необходимости в этом уже не было. Во время быстрой ходьбы по крутому склону Эль согрелся, да и одежда, обвеянная ветерком и обогретая солнцем, уже почти высохла. И он просто с облегчением уселся у костра и стал помешивать жидкий суп, сваренный из пригоршни крупы да пучка горных трав, которые Эрист насобирал по дороге.
И почувствовал жёсткий взгляд вэссера.
Поднял голову, но тут же опустил глаза и тихо сказал:
– Спасибо, Энасс. Ты меня спас.
Энасс дёрнулся, словно не ожидал этих слов, сжал губы, помолчал, потом сердито ответил:
– Это мой долг, как вэссера, –
