Сию минуту! – спохватившись, что он всё это время так и просидел рядом, уставившись на ладонь де Гиша и следя за тем, как Катрин ловко освобождала порезы от остававшихся в них осколков, Данжюс схватил первое попавшееся под руку чистое полотенце и разорвал его пополам, а затем ещё на четыре полосы.
– А вы? – Катрин посмотрела на мэтра Савари. – Ах, мэтр! Да не будьте же так безучастны! Почему бы вам не показать графу тот отрез, который вы предлагали мне для второго платья?
– Но сударыня! Я ведь пообещал этот отрез господину де Беврону, – мэтр обернулся к молодому человеку, ища поддержки.
В ответ тот лишь пожал плечами и поспешил отвести глаза в сторону, избегая осуждающего взгляда княгини:
– Э, нет, мэтр! Наш договор ещё не вступил в силу. Ведь вы так и не раскроили тот отрез? Да и вообще! Я собрался заказать ещё один камзол, но из другой ткани. Так что, этот мне не к спеху.
– В таком случае, господин граф, не пожелаете ли взглянуть на ту превосходную ткань? – мэтр Савари с заискивающим видом склонился перед де Гишем, да так низко, что не смог бы увидеть ответную реакцию на его лице.
– Валяйте! – со слабым вздохом ответил де Гиш и поверх согбенной спины портного глянул на Данжюса, который рвал на полосы очередное полотенце, сосредоточившись на своих мыслях.
– Да! Велите принести его, мэтр! – согласился Леон, заметив на себе вопросительные взгляды, и тут уже д’Эффиа, которого ссоры друзей довели до полного упадка моральных сил, выдохнул с облегчением.
Пока мэтр поднимался на третий этаж, где хранились ткани, фурнитура и драгоценности для костюмов, его великосветские клиенты сочли за лучшее немедленно приступить к завтраку. В первую очередь было отдано должное превосходному вину, присланному лично от губернатора, который, проведав о том, что именитые гости из Парижа остановились в трактире «Под знаком солнца», велел доставить для них вино из собственных запасов.
Подкрепившись свежими булочками с паштетом, сыром и грушевым конфитюром, молодые люди уже не смотрели друг на друга сычами и в шутку пустили по кругу большой серебряный кувшин с вином в качестве своеобразной чаши примирения.
Оставаясь единственной женщиной в этой сугубо мужской компании, Катрин де Грамон не сочла необходимым разыгрывать притворную скромность и скрывать свой аппетит. Дело в том, что, прежде чем отправиться к мэтру Савари для примерки нового платья, она лишь наспех подкрепилась куском ягодного пирога и выпила стаканчик апельсинового отвара с корицей. Предложение позавтракать в компании с молодыми людьми она приняла без ложного стеснения, а напротив с нескрываемым энтузиазмом, тут же присоединившись к общему веселью за столом.
И только де Гиш, страдающий от глубокой раны, нанесённой его самолюбию в большей мере, чем от порезов на ладони, почти не притронулся к аппетитным кусочкам мяса и сыра, которые Данжюс
