образ своих действий с этими международными договорами и с законами своей христианской веры».
Он открыто лжет, вот несколько свидетельств немецких офицеров: «Я протестовал против него и заявил: «Нет, я не буду его исполнять». Многочисленные друзья решили поддержать меня, о чем я и доложил командиру полка. Он выслушал меня с мрачным выражением лица. Судя по всему, он нас прекрасно понимал». «Приказ был таков, что нам не дали довести его до солдат в письменном виде. Но мы должны были отдать его устно перед началом атаки и довести до уровня роты». Усомниться в словах Гудериана заставляет еще одна маленькая деталь. По свидетельству самих немцев, в 1941 году лишь два генерала на весь Вермахт предпочитали фашистский салют обычному отданию чести. Это были фельдмаршал фон Рейхенау и генерал-оберст Гейнц Вильгельм Гудериан. Ну и, соответственно, крайне сложно предположить, чтобы убежденный фашист не исполнил приказ своего фюрера.
В то же самое время лгут и советско-российские историки. Этот приказ сформулирован крайне невнятно и путано, что необычно для немецкого штаба. При желании его можно трактовать любым образом, что, скорее всего, и было предусмотрено. Главное же то, что приказ не требовал немедленного расстрела комиссаров. В точных формулировках он звучал так: «Комиссары не могут считаться военнопленными, и обращаться с ними как с военнопленными нельзя. Их надлежит немедленно отделить от остальных пленных. В случае сопротивления, саботажа или подстрекательства расстреливать». То есть там, где обычный пленный получил бы карцер или что-то подобное, для комиссаров предусматривался только расстрел. И если такие расстрелы производились сразу на поле боя, это была творческая инициатива цивилизованных и культурных офицеров Вермахта, правильно понявших невысказанное пожелание командования. Например, именно так действовал командир XLVII корпуса генерал Лемельсен, издавший приказ о расстреле политических комиссаров и партизан. В результате изворотливость авторов хитроумных формулировок в Нюрнберге оценили по достоинству.
Впрочем, рядовые солдаты также считали эти расстрелы не только оправданными, но и необходимыми. «Я был убежден, что мы должны отбросить большевиков. Для этого потребовались две мировые войны! Хуже того, в мирное время большевики уничтожили восемь миллионов человек. Вот каковы они! Я нахожу позорным, что немецкого солдата называют убийцей!» (Все эти воспоминания ясно доказывают, что зомбирование людей было изобретено не вчера и действовало очень эффективно задолго до появления киселевского НТВ. – Прим. пер.)
Однако эту точку зрения разделяли далеко не все. Лейтенант Губерт Беккер: «Мы не понимали смысла русской кампании с самого ее начала, никто не понимал. Однако у нас был приказ, и мой долг, как солдата, обязывал этот приказ исполнить. Я был инструментом государства и обязан исполнить свой долг». Дисциплина оставалась превыше всего, поэтому в войсках приказ о комиссарах даже не обсуждался. «Мы
