То есть можно, по-видимому, говорить о каких-то общих языковых корнях…
– А вот камней на капище всего девять, – сказал майор.
– Ну, это понятно. Девять – завершенный ряд цифр, «священная полнота». Десять – это уже переход в другой бытийный разряд…
Пиля потер мягкий нос.
– Ты лучше, студент, нам вот что скажи. Если порыться там, – он неопределенно качнул головой в сторону капища, – золотишко какое-нибудь можно найти? Ну там – монеты старые, не знаю что, браслетики, украшения…
Эта тема всплывала уже не в первый раз.
Студент пожал плечами и постарался сделать непроницаемое лицо.
– Вряд ли, – нейтральным голосом сказал он. – Сармоны ценили не столько золото, сколько нефрит. Вероятно, позаимствовали эту традицию у китайцев – те считали нефрит священным и благородным камнем. Нефрит имел у них хождение наравне с золотом. Нефритовые грузики, например, были эталоном для взвешивания. Послам в качестве верительных грамот вручались пластинки, выточенные из нефрита. Ну и конечно, разного рода ремесленные изделия: чаши, подвески, шкатулки, пагоды, резные шары… Нефрит здесь, я думаю, можно найти. Только лопатой до него все равно не добраться. Вы представьте: полторы тысячи лет прошло с тех пор. Все засыпано. Тут экскаватором надо рыть… И потом, на такие места – на капища, на захоронения – обычно налагалось заклятье. Древние пытались защитить своих покойников от живых. Над могилой Чингисхана – это зафиксировано, это факт – прогнали табун лошадей, чтобы это место нельзя было найти. Когда хоронили готского короля Алариха, то специально отвели в сторону русло реки – закопали его на дне, потом реку вернули, рабов, которые над этим трудились, всех перебили, чтобы не могли разболтать. Заклятие, между прочим, иногда и овеществлялось. Тех, кто вошел, например, в пирамиду Тутанхамона, настигла очень странная смерть. А когда в тысяча девятьсот сорок первом году вскрыли гробницу Тимура, на которой, между прочим, было начертано, что всякий, кто нарушит его покой, будет подвергнут страданиям, то через день началась Великая Отечественная война…
– То есть я начну рыться, а меня вдруг ухватит такая – земляная рука?
– Все может быть…
Они уважительно помолчали.
Майор задумчиво произнес:
– Вот жили тут люди, можно сказать, целый народ: любили, рожали детей, чего-то хотели… Наверное, воевали между собой… И вот остался от них только десяток слов. Как ты там записал?.. Пык… мык… дык…
– Почему? Пиля остался – последний сармон.
– Ну, разве что – Пиля…
Майор вдруг прищурился.
Скулы у него напряглись.
Голос, поднявшись на тон, отвердел как металл.
– Слышь, Пиля!.. Ёк-поперёк!.. А что это манайцы с твоего огорода колесо забирают?
Все повернулись в ту сторону.
Пилин участок отличался от прочих тем, что прямо посередине его, загораживая
