к коляске. Здесь он привычно закрепил сосуд в особую ременную петельку, накрыл его крышкой, которую, чтоб не съезжала, защемил пружинной скобой. Снова перекрестился на невидимые небесные купола.
– Дай вам бог, православные!..
– И вам того же, – после некоторого молчания, не убирая руки с приклада, отозвался майор.
Когда мотоцикл исчез, свернув за купы кустов, когда треск его растворился в жаре, а ветер унес запах душного выхлопа, Кабан, точно дожидавшийся именно такого момента, поворочался, покряхтел, по-видимому отыскивая опору, и как-то по частям, напрягаясь, поднялся со своего лежбища.
Был он на удивление невысоким, коротконогим, тулово, словно вылепленное из глины, так и тянулось к земле, громадная голова выдавливала из шеи жирные складки: странно было, как он умудрялся дышать.
– Ладно, пойду… Собираться надо, однако…
Он выдержал огненный взгляд майора, который немедленно вскинул лицо, переступил с ноги на ногу, словно бы проверяя, насколько надежно стоит, и, осмотрев выцветший горизонт, добавил:
– К вечеру машина вернется. Утром, значит, погрузимся…
Больше он ничего не сказал. Пошел – без дороги, продавливая на каждом шагу хрусткий дерн.
Земля его держала с трудом.
Майор снова прищурился.
– Вот, а президент все на лыжах съезжает, – не очень понятно прокомментировал он. – Все переговоры ведет на высоком международном уровне… А я вот тут недавно у приятеля был: город Багорач, километров сто от Саратова, ну какой там город, ну – тысяч десять всего людей. Так вот на весь город у них один-единственный православный храм, и то старый, облупился весь, страшно смотреть, зато тут же, ты не поверишь – четыре мечети. И все – новенькие, из силикатного кирпича… А в деревнях там, поблизости, знаешь как? Вот живут наши, русские, триста лет живут, ничего, и вдруг – бац: слева их поселение, справа – их поселение. Никого не трогают, не пугают, не гонят, только пять раз в день оттуда: «Ал-ла-а-а!.. А-иль-ла-а-а!..» И всё: русские снимаются и уходят на север. Так – уже десять лет. Почему, спрашивается, не наоборот?.. Что за народ мы такой – и умирать страшно, и жить не хотим…
Он дернул щекой.
– История так сложилась, – неуверенно ответил студент. – Земли всегда было много. Всегда можно было куда-нибудь отойти… Географический детерминизм…
Майор как бы обдумал его слова. Откусил сорванную былинку и сплюнул жесткий остец.
– Это ты верно сказал. Отойти есть куда… Нет, хватит, ребята, наотходились… За Волгой земли нет…
Несколько мгновений они сидели в безмолвии. А потом майор тоже встал и, не прощаясь, даже не бросив взгляд, двинулся в сторону леса. Шел он через волнистый луг, начинавшийся сразу же за пригорком, и в отличие от Кабана ступал пружинисто и легко, будто вовсе не пил.
Ни разу не обернулся.
Автомат он нес
