лицо старого друга.
Я смотрел на звезды, и вдруг все проблемы и тяготы земной жизни отступили на второй план. Я думал, в какой же беспредельной дали находятся эти ныне неведомые мне звезды, как медленно и неотвратимо движутся с неведомого прошлого в неведомое будущее, о кругах, которые описывает в пространстве земная ось. Всего сорок раз описала она этот круг за восемьсот тысяч лет, которые я преодолел. И за эти несколько кругов вся деятельность человека, все традиции, комплекс организаций, наций, языков, литератур, стремления, даже сама память о человеке, каким знал его я, давно прекратило свое существование. Вместо него появились эти тщедушные существа, забывшие о своем высоком происхождении, и белые существа, навевающие безмерный ужас. Я думал и о том Великом Страхе, который разделил две разновидности человеческого рода, и впервые с содроганием понял, что за мясо видел я в Подземном Мире. Нет, это было бы слишком ужасно! Я взглянул на маленькую Уину, спавшую рядом со мной, на ее личико, беленькое и ясное, как звездочка, и тотчас же отогнал страшную мысль.
Эту долгую ночь я провел, стараясь не думать о морлоках. Насколько мог, я убивал время, пытаясь сообразить, где найти признаки старых созвездий в новой звездной путанице. Небо было совершенно чистым, лишь несколько легких облачков промелькнули в его синей бездне. По временам я дремал. Когда такое бдение совсем истомило меня, в восточной части неба показался слабый свет, подобный зареву какого-то бесцветного пожара, и вслед за тем появился белый тонкий серп убывающей луны. А следом, как бы настигая и затопляя его своим сиянием, блеснули первые лучи утренней зари, сначала бледные, но потом с каждой минутой все ярче разгоравшиеся теплыми алыми красками. Ни один морлок не приблизился к нам, более того, в эту ночь я даже не видел никого из них. С первым светом наступающего дня все мои ночные страхи стали казаться почти смешными. Я встал и почувствовал, что моя нога в башмаке без каблука распухла у лодыжки, пятка болела. Я сел на землю, снял башмаки и отшвырнул их прочь.
Я разбудил Уину, и мы спустились в лес, теперь зеленый и приветливый, а не тот страшный черно-неприступный ночью. Мы позавтракали плодами, а потом встретили несколько прекрасных маленьких существ, которые смеялись и танцевали на солнышке, как будто в мире никогда и не существовало ночей. Но тут я снова вспомнил о том мясе, которое видел у морлоков. Теперь мне стало окончательно ясно, что это было за мясо, и я от всей души пожалел о том слабом ручейке, который остался на земле от некогда могучего потока Человечества. Ясно, что когда-то давно, века назад, пища у морлоков иссякла. Возможно, что некоторое время они питались крысами и всякой другой мерзостью. Даже и в наше время человек гораздо менее разборчив в пище, чем когда-то, и уж точно значительно менее разборчив, чем любая обезьяна. Его предубеждение против человеческого мяса – это неукоренившийся
