нает: болезнь всё ещё здесь, на месте. Полное исцеление наступает только тогда, когда нарыв вскрыт или удалён.
В разбитом сердце есть глубокая рана, которая со временем затягивается, но недосказанность, как инородное тело, превращается в гнойник. И чем чаще сердце разбивалось, тем больше ран и нарывов. Время облегчает боль, снимают воспаление, нарыв уменьшается и уже не болит. Совсем. Просто знаешь, что он есть, и это тебя гнетёт. Будто спустя года какая-то чужеродная частица до сих пор сидит в твоём сердце, и хочется от неё избавиться, вскрыть, удалить воспоминания о чужом человеке, очистить себя от лишнего и забыть навсегда, а не жить с тупой болью и делать вид, что болезнь прошла.
P.S. Имена изменены по этическим соображениям. В истории есть доля вымысла.
Глава 1 Университет
Остались позади 5 лет безмятежной учёбы в колледже. Самый яркий период моей жизни, где каждый день был целым приключением. Правда, тогда, в двадцать лет, я этого ещё не понимала. Думала, что наконец-то вырвалась из среды среднеспециальной образовательной школы и влилась в более утончённое общество студентов высшего учебного заведения. Мне предстояло снова провести пять лет за партой только уже ***ского государственного университета.
В те дни меня переполняла гордость, ведь я поступила на бюджет в самый престижный вуз города N*** по одному экзамену. Если быть откровенной до конца, поступила я сразу в два университета (для успокоения мамы), но выбрала путь переводчика. Педагогом я себя и так чувствовала. Мной гордилась вся семья, и считали меня самой умной в родне, ведь, по словам моей бабушки, так, как я не учился никто.
Тот факт, что придётся сесть за одну парту со вчерашними школьниками, которые младше меня на три года, смущал мало. Внешне выглядела я не старше. Я шла к заветной мечте – стать успешным человеком, заниматься любимым делом. Английский обожала до щенячьего восторга, и свой успех видела в карьере переводчика. Почти совсем не задумывалась о том, где можно было реализовать свой талант в городе N***. Я, как Скарлетт О'Хара, предпочитала думать о том позже.
Временами посещали мысли уехать в столицу либо поступить в аспирантуру. Да мало ли куда можно податься с дипломом о высшем образовании…
Итак, первые дни в университете принесли много разных эмоций.
Наша группа «лингвистов-переводчиков» оказалась небольшой, состоящей в основном из одних девиц. Парней было четверо (по сравнению с колледжем шикарно! К пятому курсу мальчишки из среды педагогов испарились). Что такое женский коллектив, я знала. Четыре мальчика на группу из двадцати девочек – это круто!
Парни разделились удачно. Самые интересные, на мой взгляд, – англичане, в моей подгруппе, а попроще отправились к немцам. Студентов, изучающих немецкий язык, оказалось больше англичан, хотя поступали с ним пять человек. Остальные проходили испытания с английским. Однако заведующая кафедрой «Романо-германской филологии» преподавала язык Гёте. Она рассудила, что немцев не могло быть пять человек из двадцати. Все, у кого английский показался не фееричным, отправились учить немецкий язык с первого курса. Английский ждал их только на третьем. Преподаватели в один голос заявляли, что разницы никакой, по окончании университета будем владеть обоими языками на одинаковом уровне. Я про себя улыбалась. Уже проходили. Однако с бывшими школьниками такой трюк сработал.
В нашей группе не только я оказалась почтенного возраста. Были даже старше. Одна девушка перевелась из педагогического то ли из-за проблем с лексикологией, то ли с преподавателем этой таинственной науки. Я недоумевала, какие трудности с лексикологией вообще могли возникнуть. Это же так интересно – изучать слова! Вторая девушка, Алёна Крикунова, приехала из района с таким же дипломом, как и у меня – учитель английского языка. С первых дней мы подружились, ведь у нас было много общего.
Сначала мои сокурсники удивлялись всему в университете. Ну ещё бы! Сразу после школьной скамьи да в свободное плавание. Наблюдать за ними было забавно. Строили из себя взрослых, курили в каждый перерыв, грязно матерились и пошло шутили. Одногруппники сразу не поверили, что мне двадцать лет. Удивлялись, почему я с ними не курила и не делилась сексуальными подвигами. Потом они смирились с тем, что я иная, но не сразу. Пытались меня приобщить к яркой жизни, но без результата. Сделали вывод, что я истинная училка, и отстали.
Для первокурсников в университете всё в новинку. Отличить их от студентов старших курсов легко. Мы собирались перед парами в кружок на улице перед учебным корпусом, а потом толпой отправлялись в аудиторию на занятие.
– Диана, давай к нам! – помахал мне рукой рыжий, плотный Платон Улиткин, мальчик, год проживший в Америке по программе Students Exchange.
Английский у него был «великолепный», у преподавателей кафедры открывался рот, когда Улиткин начинал говорить бегло с малопонятными сленговыми оборотами и многочисленными вводными и сорными словами, которые первое время
