и банан впервые появился в Новом Свете на острове Эспаньола в 1516 г., то он распространился дальше с волшебной даже для выносливого сорняка скоростью, склонив испанцев к ошибочному заключению, что речь идет об исконном растении самых глухих индейских селений от Мексики до Перу. Когда, например, Орельяна в 1540–1541 гг. пересек Анды со стороны Тихого океана и первым из европейцев спустился по Амазонке до самого ее устья, он обнаружил банановые плантации в истоках великой реки всего через 24 года после того, как епископ Берланга сажал бананы на острове Санто-Доминго. Если считать епископские корневища прародителями всех бананов Америки, выходит, что аборигены должны были живо выкопать их и доставить по морю в Мексику и Панаму, а также в устье Амазонки (путь, равный расстоянию от Африки до Южной Америки), после чего те же или другие индейцы с изрядным запасом корневищ поднялись на лодках вверх по величайшей в мире лесной реке и уговорили все племена на пути к истокам сажать неведомый клубень. За те же десятилетия переносчики бананов каким-то образом ухитрились доставить епископские корневища от истоков Амазонки или с Панамского перешейка на орошаемые поля и в запечатанные склепы в пустынях перуанского приморья, чем сбили с толку таких местных авторитетов, как Инка Гарсиласо и его современники, которые записали, что банан в Перу рос еще до европейцев. В своем стремлении отговориться от столь важного генетического свидетельства изоляционисты, трактуя возможности переноса в Новом Свете после 1516 г., сами становятся крайними диффузионистами.
Разумеется, изоляционисты часто правы, критикуя диффузионистов за пренебрежение хронологией. Выдвигались миграционные гипотезы, предполагающие диффузию в Америку культурных элементов, которые были широко распространены в Новом Свете задолго до того, как их можно с уверенностью проследить где-либо еще. Диффузионисты неоднократно заявляли, что идея каменных статуй и мегалитической кладки воспринята аборигенами Перу от иммигрантов с острова Пасхи. Несостоятельность таких утверждений доказана стратиграфией и радиоуглеродной датировкой. Каменные статуи и мегалитические стены были характерны для высокоразвитых американских культур Мексики, Центральной Америки, Колумбии, Эквадора, Перу и Боливии. Мексиканские ольмеки и андские тиауанакцы в совершенстве владели ваянием и кладкой задолго до того, как человек поселился не только на Пасхе, но и в любых других частях Полинезии. Так что наличные хронологические свидетельства на тихоокеанской стороне Америки исключают вероятность внешнего стимула для этого культурного элемента.
А вот на атлантической стороне такого хронологического несоответствия нет. Две разделенные большим промежутком времени даты позволяют предполагать важные события, повлиявшие на жизнь народов по обе стороны Атлантики. Речь идет о трехтысячных и тысячных годах до нашей эры, и, хотя вторая дата представляется в данном контексте более актуальной, нельзя пренебрегать и первой, учитывая ее первостепенное значение
