радио причисляло Гену к цыганскому истеблишменту, что отчасти подтверждалось огромной курчавой головой, блестящими черными глазами и страстью к прикарманиванию всего, что плохо лежит. Впрочем, то, что лежало не так уж плохо и даже основательно стояло на земле, Гена позднее умудрялся прихватывать с той же цыганской лихостью и широтой. Первые опыты по изъятию чужого имущества Гена начал проводить совсем в малолетнем возрасте среди соплеменников, за что, собственно, и был нещадно бит и выкинут из родного табора. Гену, якобы, подобрала сердобольная женщина, жившая в селе, через которое прокатился цыганский кагал, и работавшая дояркой на местной ферме. Дать свою фамилию новообретенному чаду она не решилась, ибо уже воспитывала трех собственных малолетних бандитов от трех предыдущих мужей, с которыми (отпрысками, конечно, не мужьями) у Гены немедленно возникла масса конфликтов на бытовой, в основном мелкособственнической почве. Поэтому, когда цыганскому Гаврошу потребовался соответствующий документ, приемная мать дала ему фамилию, в которой явно прослеживалась производственная аллегория. Дояркин, так сказать, сын.
Совершеннолетие Геннадия пришлось на закат эпохи застоя и вялых попыток реанимации социализма. Гена перебивался различными рабочими профессиями, но нигде не задерживался надолго – не из лени, а напротив, неуемной жажды деятельности на личное благо. Перестройка и начавшаяся затем эпоха первоначального накопления капитала открыла шлюзы, в которые хлынула кипучая энергия несостоявшегося барона. Гена быстро уловил основную схему, по которой собственность разваливающегося государства переходила к новоявленным помещикам и капиталистам. Количество кооперативов, обществ с ограниченной (иногда слишком) ответственностью, совместных предприятий, концессий и холдингов, учредителем которых был Гена, множилось с каждым днем. Юристы Гену боготворили – он давал им приличный стабильный доход. При этом латифундист и рантье Дояркин был не чужд следованию отдельных библейских заповедей и из непростых девяностых выскочил не только живым, но и не замешанным в конкретных разборках.
Сгубила Геннадия все та же широта души и невосприимчивость к ветрам перемен, которые задули в самом начале двухтысячных. Манипуляции с государственной и прочей собственностью требовали теперь соблюдения приличий и филигранной юридической огранки, Дояркин же пребывал в уверенности, что отсутствие наездов братков лишь высвобождает простор для новых необременительных инвестиций!
Кстати, об инвестициях… По инсайдерской информации, Гена с трудом закончил среднюю школу, а разговаривал исключительно матом. Инстинктивно понимая, что в определенных местах такая манера не слишком приветствуется, Геннадий Роальдович пытался вставлять в свои инвективные конструкции общеупотребительные слова, однако получалось у него это не слишком убедительно! Ощущая себя слоном в лавке вербального ассортимента, Гена решил инвестировать в собственное образование. Правда, делал он это опять же в стиле эпохи
