это, только чтобы от меня избавиться.
– Избавиться от тебя? Да ты что!
– Ты снова врешь!
Я пожал плечами:
– Можем поиграть в молчанку. Кто не будет молчать, получит пулю в голову.
Он странно посмотрел на меня.
– Понарошку, – уточнил я. – Хорошо?
Он кивнул, плотно сжав губы.
Мы шли и шли. Ландшафт, казавшийся на расстоянии совершенно монотонным, постоянно менялся: от мягкой волнистой поверхности, поросшей зеленым и коричневым вереском, до каменистого, растрескавшегося лунного пейзажа. С момента моего прибытия солнце сделало уже полоборота вокруг меня, и внезапно в его свете, в свете оранжевого диска, создалось ощущение, что весь пейзаж сияет, словно по пологим равнинам течет лава. И над всем этим – огромное широкое небо. Не знаю, почему здесь оно кажется таким огромным, почему мне почудилось, что земля изогнулась. Может быть, все дело в недостатке сна. Я читал о людях, которые после двух суток без сна становились психопатами.
Кнут молча шагал, плохо скрывая ожесточение и готовность к борьбе на веснушчатом лице. Комариные рои налетали все чаще, и сейчас мы попали в один из них и никак не могли вырваться. Я перестал бить садящихся на меня насекомых. Они прокусывали кожу, применяя обезболивающее, и все происходило так мягко, что я позволил им продолжать свое занятие. Сейчас самым важным было то, что метр за метром, километр за километром расстояние между мной и цивилизацией увеличивалось. И все же вскоре мне предстояло составить план.
«Рыбак всегда находит то, что ищет».
До сих пор моим планом было не иметь никакого плана, потому что Рыбак способен разгадать любой логичный план, какой бы я ни придумал. Единственным моим шансом была непредсказуемость. Нужно было стать настолько нелогичным, чтобы даже самому не знать, каким будет мой следующий шаг. Но позже следовало что-то придумать. Если вообще будет какое-нибудь «позже».
– Часы, – выпалил Кнут. – Разгадка – часы.
Я кивнул. Это был лишь вопрос времени.
– А теперь можешь прострелить мне голову, Ульф.
– Хорошо.
– Давай стреляй!
– Зачем?
– Чтобы не ждать. Нет ничего хуже, чем пуля, которая неизвестно когда прилетит.
– Пуф!
– Тебя дразнили в школе, Ульф?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ты странно говоришь.
– Там, где я вырос, все так говорят.
– Ой. И что, всех дразнили?
Я не мог не рассмеяться:
– Ладно, меня изредка дразнили. Когда мне было десять лет, умерли мои родители и я переехал из бедной восточной части города в богатую западную, к моему дедушке Бассе. Другие дети дразнили меня Оливером Твистом и придурком с восточной помойки.
– Но ты не такой.
– Спасибо.
– Ты с южной помойки! – Он рассмеялся. – Это была шутка! Теперь с тебя три шутки.
