Не маленькие.
– Холин, кол, не спина.
Вампир натянул перчатки и, надеясь на лучшее, сначала задрал рубашку. Потом душераздирающе вздохнул, поддел пояс штанов и потянул вниз. В правом верхнем квадрате, словно следы от инъекций, алели два аккуратных прокола.
– Фиксируй, – скомандовал Дан, и я послушно сделала пару магснимков. Пояс вернулся на место, вампир пошарил у тела по карманам и с ликующим воплем извлек обрывок листовки.
– Точно мой! – почти с гордостью заявил он и продемонстрировал мне корявенькие прыгающие буквы.
“Прастити, было сильна нада”, – прочла я.
И вынесла вердикт:
– Дан, ты…
– Снова скотина?
– Нет, все куда хуже, ты идиот, а это не лечится. – И отвечая на немой вопрос: – Возвращаемся в отель, покажу кое-что. А этому… Дежурную бригаду целителей вызвать, что ли?
– Вот любите вы, некросы, над прочими издеваться. Пусть люди работают спокойно. Ничего ему не станет.
Вернулись в “Зорн”. Когда, вдоволь проржавшись, изучая послание внезапной страсти, Дан успокоился, я задала мучивший меня еще с момента обнаружения “жертвы” вопрос:
– Слушай, а если вампир из такого надегустированного тела крови возьмет, его развезет? Или нет?
Славный представитель славного клана Атрай покрутил пальцем у виска, явно на что-то намекая. Понятия не имею на что, потому как вспомнила, что Вельта как раз в эту прекрасную семью выдалась замуж, и стала пытать вампира о личном и дорогом.
– Да не знаю я! – отпихался он, отвел глаза, и внезапно предложил ловить извращенца на меня.
Решили, что раз сгорающий от страсти поклонник таскается “па питам”, я гуляю в тихое безлюдное место на виду, а Дан – по кустам и подворотням – за нами обоими.
Прогулки дело утомительное и нервное. Я запаслась на кухне отеля бутербродами, и только после этого сообщила, что вполне готова.
К обеду мы были в парке.
Ноги гудели, сделалось жарко. Я поискала лавочку в тени и счастливо на ней развалилась. Дан пошебуршелся в кустах и затих. При мысли о бутерброде рот наполнился слюной. Я примерилась куснуть извлеченное.
– Дай, – заунывно провыли в странной тональности и отчаянно захотелось почесать череп изнутри.
Стараясь не делать резких движений, медленно повернулась на голос. Подобрала челюсть и протянула так и не надкушенный бутерброд. Потому что это, соткавшееся из тени и тумана (и откуда только взялся днем?), просочившегося из полуоблетевших сиреневых кустов, первым делом хотелось накормить. Цыплячью шею венчала пепельная голая лопоухая голова с круглыми вишневыми глазами. Солнце бликовало на острой макушке. Стоящий в шаге от скамейки вздыхающий воздыхатель был похож на манекен, сбежавший из лавки старьевщика. Тощие плечи в коротковатой, но широкой, женской блузе в тюльпаны вздрагивали. Из невнятного цвета штанов с пузырями на коленках торчали тщедушные, похожие на курьи, щиколотки. Один
