написано, – с оскорбленным видом ответил Моргаев, – а ваши оскорбительные и поносные слова, Антонида Патрикеевна, слышать мне обидно. И должон я раскланяться.
Однако же он не уходил, почему-то опасаясь сделать это без разрешения.
– Ишь ты, вспомнил, как меня зовут… – ехидно прокомментировала его собеседница.
– Сергей Леонидович, – сказал я.
– Как? – переспросила она.
– Его звали Сергей Леонидович.
– Спасибо, сыночек… – и, обратясь к портрету, – ну, поживи у меня, Сергей Леонидович, не побрезгуй вдовьим домишком.
Моргаев переминался с ноги на ногу, ожидая конца сцены. Видно, не последним человеком была в городе Орле Антонида Патрикеевна.
– Как же его Бог-то прибрал?
Нимало не смутясь, газетчик ответствовал:
– Разорван бомбой.
– Бонбой? Святые угодники! Стрась какая. Ну, уготовай ему, Господи, райския кущи… – с этими словами купеческая вдова, посуровев лицом, неспешно перекрестилась.
– Теперь ступай.
Моргаев удалился неприлично скорым шагом. За щегольскими штанами в крупную вертикальную полоску тащились по уличной грязи лохмотья рванины, державшейся на ниточке-другой.
Величавым галеоном поплыла наша хозяйка в спальню.
– Иван Семены-ыч! Не в службу… прибей-ка персону у калидоре. Я тебе молоточек дам, я тебе гвоздики дам.
Так говорила она с Блохиным, нимало не стесняясь моего присутствия. И голос ее переливисто рокотал, проникая из прихожей, по лесенке, мимо Ферапонтова кабинета, мимо ныне пустующей комнаты для прислуги, к месту расположения супружеской перины, где блаженствовал нынче наш Ванька.
– Ага! – глухо донеслось с перины.
Из гостевой, куда вдовица определила нас на ночлег, выглянули две мордахи – заспанные, бледные – будто в белой кисее, – слегка оживленные выражением любопытства. Все эти полосочки на коже, точь-в-точь как на плохо отутюженных рубахах, вызывали пугающую мысль: все-таки было у Франкенштейна потомство.
Антонида Патрикеевна, стоявшая уже на лестнице, повернулась к ним и показала потрет:
– Вот малые, глядите! Герой. На белом коне въезжал в город Катеринодар, а потом попустил Господь погибнуть ему от бонбы. Помните ж его.
Епифаньев, выйдя из гостевой в одном исподнем, медленно поклонился. И это движение источало столько искренности, столько серьезности, что Евсеичев сейчас же повторил его поклон. Не содержала биография генерала Маркова ни бомбы, ни въезда в Екатеринодар на белом коне. Однако я последовал примеру ребят: в их вере теплилось больше правды, чем в моем знании. Хорошим, честным человеком был генерал Марков. Погиб в бою.
Поднялась хозяйка на второй этаж. А я роздал ребятам по листовке в руки, одну отложив для Ваньки. Казак с Георгиевским крестом на груди, приятно улыбаясь, накалывал на пику дюжину красноармейцев; три сосенки, отпечатавшиеся на рыхлой
