– на чужих коленях. Одна заплетает другой волосы; третья переписывается в телефоне; четвертая – читает; пятая – скучает поодаль от остальных. Кто-то вообще делает домашнее задание. В начале занятия я прошу девочек закрыть глаза. Затем предлагаю поднять руки тем, о ком хотя бы раз говорили гадости за спиной; кому запрещали с кем-то дружить; кого угрожали исключить из «круга приближенных», если та нарушит некие правила. Все тут же вскидывают руки. Я прошу девочек открыть глаза, но рук не опускать. Все оглядываются и смеются. Затем я вновь прошу девочек закрыть глаза. Говорю поднять руки тем, кто хотя бы раз сплетничал о подруге; хотя бы раз ее предавал; хотя бы раз заставлял ее подчиняться строгим правилам, угрожая в противном случае изгнать из «круга приближенных». На этот раз руки снова поднимают все, только значительно медленнее. От былой решимости не осталось и следа: кто-то и вовсе держит локоть на парте, чтобы ладонь была пониже. Я снова прошу девочек открыть глаза, но не опускать рук. Они снова оглядываются. И снова смеются, но на этот раз обеспокоенно.
А примерно через пять минут обязательно происходит следующее. Девочка, как правило, симпатичная (в общем понимании) и окруженная четырьмя-пятью подружками, вызывающе вскидывает руку и говорит: «Миссис Вайсман, не знаю, что вы видите в других школах, но в нашей никто не собирает вокруг себя „приближенных“. Да, у нас не все прямо-таки лучшие друзья, и все-таки у каждого есть своя компания. Нельзя ведь быть лучшим другом всем и каждому». Эта девочка говорит, а остальные слушают, и каждая реагирует по-своему: кто-то уперся взглядом в пол, кто-то смотрит недоверчиво, кто-то закатывает глаза. Как же хочется прямо заявить, насколько эта девочка ошибается! Однако никто не спешит с ней спорить. О такой девочке почти всегда можно с ходу сказать три вещи, и наверняка попадешь в точку. Во-первых, она главная вредина класса и в действительности только и делает, что требует от подруг, словно от приближенных, безоговорочной преданности, то есть запрещает водиться с теми, кто ей не нравится. Во-вторых, она твердо убеждена, что озвучивает сейчас общее мнение и ни капли не лукавит. А в-третьих, спроси ее родителей, и те примутся всячески защищать ее: мол, какая она вам вредина – это же ангел во плоти! Перечисленного достаточно, чтобы никто не смел ей перечить. Как в таком случае добиться от девочек искренности и узнать истину? Выход лишь один – обеспечить им анонимность.
Я прошу девочек достать по листку бумаги; сесть куда угодно, только не рядом с подругами, и, не указывая имен, написать, права ли та девочка, которая мне возразила. Пока школьницы ищут, куда сесть, очевидным становится их положение в девичьей иерархии. Каждой не терпится написать ответ, однако большинство ищут уголок поукромнее. Девочки помладше вообще могут спрятаться среди верхней одежды в раздевалке, под партой, учительским столом или даже в шкафу (если вместятся).
Когда все дописывают ответы, я прошу сложить бумагу так, как нравится. То, как школьница складывает листок, тоже говорит
