наказаниях – «белые» за службу у «красных» понизили его в чине, «красные» – расстреляли.
«Застенчивый» юноша, о котором писал Бенедикт Лившиц, как и все почти в его семье, не смог избежать кровавой бойни, в которую погрузилась страна. Лишь Давид избежал этой участи – во многом благодаря необычайно развитой интуиции и пониманию складывающейся ситуации.
Вот что пишет о Николае Бенедикт Лившиц, приехавший в Чернянку в декабре 1911 года:
«Третий сын, Николай, рослый великовозрастный юноша, был поэт. Застенчивый, красневший при каждом обращении к нему, ещё больше, когда ему самому приходилось высказываться, он отличался крайней незлобивостью, сносил молча обиды, и за это братья насмешливо называли его Христом. Он только недавно начал писать, но был подлинный поэт, то есть имел свой собственный, неповторимый мир, не укладывавшийся в его рахитичные стихи, но несомненно существовавший. При всей своей мягкости и ласковости, от головы до ног обволакивавших собеседника, Николай был человек убеждённый, верный своему внутреннему опыту, и в этом смысле более стойкий, чем Давид и Владимир. Недаром именно он, несмотря на свою молодость, нёс обязанности доморощенного Петра, хранителя ключей ещё неясно вырисовывавшегося бурлюковского града».
И действительно – Николай был единственным, кто мог бы пойти по стопам отца. Но пока он был рядом с Давидом, об этом не могло быть и речи. Вслед за старшим братом Николай Бурлюк погрузился в самую гущу литературной и художественной жизни России, в самую гущу рождающегося прямо на глазах нового искусства. Взлетающий футуризм опирался на два крыла – живопись и литературу. Всеохватный, всеобъемлющий Давид Бурлюк успевал не только писать сотнями картины и организовывать выставки, но и сочинять стихи, объединять вокруг себя знаковых для нового времени поэтов и издавать эпатирующие консервативную публику сборники поэзии и прозы. А ещё – выступать с многочисленными лекциями о современном искусстве, участвовать в диспутах, провозглашать манифесты… В этой бурной деятельности участвовал и Николай. Активное вовлечение его в творческую среду и в творческую активность началось ещё во время его пребывания в 1-й мужской гимназии в Херсоне, в которой он учился с сентября 1901-го по июнь 1909 года, окончив полный восьмиклассный курс. И тут не обошлось без удивительного везения. Всю жизнь Бурлюки словно притягивали к себе интересных людей. Одноклассником Николая стал будущий писатель Борис Лавренёв, который был тогда ещё Борисом Сергеевым. Они даже сидели за одной партой, которая и сегодня хранится в музее гимназии. Память о Лавренёве, дважды лауреате Сталинской премии, в Херсоне чтили все советские годы, в доме на углу проспекта Ушакова и улицы Театральной был создан его Музей-квартира, в котором и сейчас экспонируется работа Давида Бурлюка «Пейзаж села Чернянка». Интересно, что улица, на которой находится гимназия, носит сейчас имя Виктора Гошкевича.
В своей биографии Борис Лавренёв писал о том, что «микробы стихотворной
