нагрянет сюда, в мою опочивальню. И всю ночь напролёт граяли за окошком проклятые чёрные вороны, хоронясь где-то в заливных лугах у плёса, а затем через тёмные дебри унеслись к синему морю. И бояре толковали ему вещий сон: – Князь, от таких печальных слов горе застилает разум. Но видится нам, как два ясных сокола улетели с отчего золотого престола – устремились добыть себе города Тмутаракани либо испить шлемом чистой воды из Дона. Внезапно острые половецкие сабли подрезали соколиные крылья, а самих соколов опутали железные путы. И на третий день всё потемнело вокруг: померкли два солнца, погасли два багряных столпа и погрузились в море, а с ними непроглядная тьма заволокла и два молодых месяца. На быстрой речке Каяле эта тьма закрыла свет. И рассыпались по Русской земле половцы, будто выводок гепардов, и великую радость пробудили в хинове – грозном угорском племени. Уже хула одолела хвалу, уже сила покорила волю, и спустился сторожевой половецкий Див с вершины дерева наземь, потому что уже незачем было сторожить ему неведомый край – от Волги до Помория, от Посулия до Таврии. Вот уже и в далекой Таврии готские красные девы весело запели на берегу синего моря, зазвенели русским золотом и, восхваляя идольский мрак, взлелеяли месть за хана Шарукана, которого в стародавние времена побил храбрый Олег Гориславич на реке Суле, сойдясь заедино с другими русскими князьями. А ныне наша дружина лишилась всякой радости.
Золотое слово Святослава
Тогда великий князь Святослав Всеволодович изронил из своих скорбных уст золотое слово, смешанное со слезами. – О, мои племянники – Игорь и Всеволод! Не вовремя вы начали терзать мечами Половецкую землю, а себе искать воинскую славу. Не по чести вы напали на врагов, не по чести пролили поганую кровь. Ведь ваши храбрые сердца выкованы из твёрдого булата и закалены в огненной отваге. Что же вы сотворили моим серебряным сединам? Уже не вижу я прежней силы моего могучего и богатого брата Ярослава Всеволодовича Черниговского, который отправил с вами в поход воеводу Ольстина Олексича вместе с черниговскими ковуями – могутами и татранами, шельбирами и топчаками, ревугами и ольберами. Никто из них не вернулся домой. А ведь они когда-то без щитов, с одними засапожными ножами, грозным кликом побеждали вражеские полки, звеня дедовской славой. Но вы сказали: «Сами погеройствуем, чтобы и старую славу себе присвоить, и нынешнюю славу между собою поделить!» А что – не диво ли будет, братья, мне, старику, помолодеть? Сбросив линьку, возмужавший сокол высоко в небе избивает птиц и никогда не даст своего гнезда в обиду. Да только вот какая мне выпала напасть – ваше княжеское своеволие повернуло вспять времена. Теперь снова под половецкими саблями закричали, застонали жители Римова. Защищая свой город, переяславский князь Владимир Глебович выехал за крепостные ворота и бесстрашно бился с конниками хана Кончака. Израненный тремя копьями, он был едва отбит подоспевшими боярами. Горе и беда сыну Глебову, внуку удалого Юрия Владимировича Долгорукого! О, великий князь владимирский Всеволод Юрьевич! Не замышляешь ли ты
