и кто из нас болен?»
Кстати, я не пошла в клинику. Врач с больничного вышел, но я попросила отменить прием. Не готова для новой попытки. Не сейчас, когда обижена на мужа, когда на языке горчит от его непрошибаемой уверенности в собственной правоте. Когда он проводит вечера отдельно от меня.
Как можно рожать совместного ребенка, если я не чувствую опоры под ногами?
Меня затопило непонимание. Как жить дальше? Как строить планы на будущее? Что между нами происходит? Мы банально устали, перегорели? Нам нужен отдых? Или это нечто необратимое?
Опасные, неправильные мысли проникали в меня всё глубже.
С Макаром Эдуардовичем мы встречались редко, только во время моих обострений. Когда я предложила увеличить число сеансов до двух-трех в неделю, Корнев ворчливо сказал:
– Мне нет смысла видеть тебя чаще положенного.
Право слово, как будто я его одним своим существованием раздражала. Толком в мою сторону не смотрел, всё отворачивался да спешил скорее в кабинет или коридор: в зависимости от того, приходила я или собиралась уходить.
Денег он с меня тоже брать отказался.
– Вот долечим твою болячку, тогда и заплатишь. А пока обещать ничего не могу.
Но меня пугало другое. Действительно, пугало. Нешуточно. Я подсела на эти сеансы как умалишенная. Когда приехала в тот раз, после посиделок у свекрови, ещё сомневалась в его мастерстве. Он на точки надавливал, а я скептически поглядывала. Думала, вдруг ошибаюсь. Но Макар Эдуардович умудрялся, касаясь моего тела, говорить о вещах, о которых никак не мог знать.
– С велосипеда падала в детстве, – не вопрос, но утверждение.
– Да все падали, – хмыкнула я.
А сама подумала: «Тоже мне, экстрасенс выискался. Скажи ещё, что работа у меня сидячая. Это же очевидный факт».
Чего я вообще к нему пришла, на что понадеялась? Сиюминутное желание затмило разум.
– Падали, может, и все, но копчик ломали только избранные.
И тут меня как током пробрало.
Это в раннем детстве было, навернулась неудачно, но срослось быстро – кости-то подвижные.
Как, как он догадался?! Он даже меня на спину не перевернул, только по бокам водил.
– Брекеты ставила, но не доносила, – говорил Корнев чуть позже, лицо ощупывая, – Челюсть сместилась, а правильно не встала. От этого голова болит. Первый выкидыш во сколько случился? В двадцать пять?
Нет, ну это выше моего понимания. Он по зубам определил?!
Выкидыш – тема для меня болезненная, особенно когда в этот момент мне не дают сосредоточиться, а водят руками по затылку, перебираясь к шее. Мурашки по коже ползут. Сложно говорить о проблеме, когда тебе хорошо, когда ты расслаблена.
Но я кивнула.
– Да. А как вы поняли? Неужели по челюсти?
– Почти. Медицинскую карту твою запомнил, – усмехнулся. – Так. Ещё выкидыши были.
Теперь
