мудрых решений величайшей важности.
– Демерзель, честное слово, иногда мне кажется, что ты смеешься надо мной.
– Сир! – с упреком воскликнул Демерзель.
– Ладно-ладно, пустяки. Вернемся к нашему математику. Почему ты решил, что он опасен? Мне он показался всего-навсего наивным провинциалом.
– Так оно и есть. Дело не в нем самом, а в его математических наработках.
– Он утверждает, что они совершенно бесполезны.
– А вы думали, что из них можно извлечь пользу, правда? И я так подумал, когда вы мне рассказали. Так же могут подумать и другие. И сам математик от этого не застрахован: ведь теперь эта мысль засядет у него в голове. Кто знает, вдруг он все-таки до чего-то додумается? А додумается, тогда… Вы же понимаете, что способность предсказывать будущее, пускай даже туманно и неопределенно, таит в себе величайшую власть. Даже если ему самому эта власть окажется ни к чему – знаете, попадаются среди ученых такие альтруисты, ну да я, к слову сказать, не очень в это верю, – найдутся те, кто быстренько им воспользуется.
– Я попытался. Ничего не вышло.
– Просто он пока не думал об этом. А вот теперь – кто знает? На ваши уговоры он не поддался, а вдруг его уговорит… ну, скажем… к примеру, мэр Сэтчема?
– А с чего бы это ему помогать Сэтчему, а не нам?
– Он же объяснил, что трудно прогнозировать эмоции и поведение отдельных людей.
Клеон нахмурился и задумался.
– Так ты действительно думаешь, что он мог бы разработать свою психоисторию так, что от нее на самом деле была бы польза? Он-то уверен, что у него такое не выйдет.
– Пройдет время, и он может решить, что был не прав, отрицая такую возможность.
Клеон опять нахмурился:
– Значит, зря я его отпустил.
– Нет, сир, – покачал головой Демерзель. – Ваша интуиция не обманула вас. Отпустили – и правильно сделали. Арест, как бы его ни замаскировывать, вызвал бы у него протест, отчаяние, а человек в таком состоянии не будет способен творчески мыслить, откликаться на любые наши призывы о сотрудничестве. Гораздо разумнее было отпустить Селдона, но отныне надо держать его на невидимом поводке. Так мы сможем пронаблюдать, сир, не захватят ли его, не используют ли вам во вред ваши враги. А в нужное время, когда он разработает свою науку, можно будет потянуть за поводок и извлечь его на свет, нашего математика драгоценного. А тогда… вот тогда мы сможем вести себя более… более настойчиво.
– Ну а если кто-то из моих врагов… вернее сказать, из врагов Империи, ведь я – это и есть Империя, захватит его в свои руки, а то он и сам возжелает пойти в услужение к врагам? Пойми, я не могу сбрасывать со счетов такую возможность.
– Правильно делаете. Но не волнуйтесь. Я прослежу за тем, чтобы этого не произошло. Но уж если, несмотря на все мои старания, такое
