это займет. Кроме того, нужно разделать мясо и вернуться в племенные пещеры, сопроводив в них людей, угождая им.
Все будут заняты.
Вместо того чтобы отнести мою женщину в лагерь, я крепче прижимаю ее к себе и направляюсь в противоположную сторону, прочь из долины.
Я заберу ее и спрячу. Мы не вернемся в племя, пока она не забеременеет, и мы не станем настоящей семьей.
А до тех пор? Она моя и только моя.
В наших краях есть пещера, которую я привык считать своей собственностью. Мы – большое племя, и иногда мужчинам приходится уходить далеко от дома, чтобы поохотиться. Поэтому у нас есть сеть охотничьих пещер, разбросанных на многие километры, которые служат местом отдыха для любого охотника, вынужденного заночевать. Там есть меха, принадлежности для разведения огня, а иногда припасы, чтобы облегчить положение. Этими пещерами может пользоваться любой охотник, при условии, что они останутся в изначальном состоянии.
Но эта пещера моя и только моя. Я нашел ее, когда был еще ребенком, во время одной из первых самостоятельных вылазок в дикую природу. В особо холодные месяцы вход скрыт толстой коркой льда, но сейчас лед еще не успел образоваться. Моя пещера недалеко от того места, где мы находимся, и я думаю об этом, пока несу на руках свою женщину. Она совсем ничего не весит, к тому же без сознания. «Ей просто нужно время, чтобы адаптироваться к кхуйи», – говорю я себе. Беспокоиться не о чем. Она была больна. Потребуется какое-то время. Страх все еще не покидает мое сердце, и я ускоряю шаг.
Моя пещера так же пуста, как я ее и оставил. Есть признаки того, что здесь ночевало какое-то животное, но сейчас его нет. Убираю мусор с аккуратно сложенных в углу мехов, а затем укладываю на них своего человека. Она вся дрожит. Ее кожа больше не холодная как лед, значит кхуйи согревает ее, но не ослабляет дрожь. Решаю развести огонь и стараюсь не обращать внимания на гудение кхуйи, пока оно поет песню для женщины в моей постели. Хоть она и без сознания.
Моя постель.
Моя женщина в моей постели.
Я стону, охваченный неистовым желанием, от которого голова идет кругом, и закрываю глаза, стараясь держать себя в руках. Она скоро очнется, и тогда мы сможем спариться.
Человеческая женщина стонет от боли, пока спит. Ее ногу сводит судорога. Я осторожно высвобождаю ее хрупкие ступни, а затем массирую их. Они маленькие и грязные, без защитных наростов, покрывающих особо уязвимые места, как у меня. У нее пять пальцев, у меня три, и при виде фиолетовых, опухших пальчиков я вспоминаю, что они сломаны.
Их следует вправить, чтобы кхуйи смогло исцелить их.
Она стонет, мотает головой и вращает глазами под закрытыми веками. Я должен сделать это, пока она без сознания. Но от одной мысли, что придется причинить ей боль, меня выворачивает. Я касаюсь ее пальцев и сверяю, как сидят кости. Затем делаю глубокий вдох и вправляю их. Еле сдерживаю рвотный позыв, когда кости издают щелчок, вставая на место. Человек заглатывает воздух, приподнимается и резко падает обратно на постель.
Борясь
