втянусь, и, вот увидишь, все встанет на свои места.
– Жду не дождусь этого момента, – заверила Вика. – Ты завтра опять уходишь ни свет ни заря?
– Да, – неловко признал он. – Надо продолжить допрос Цикория. Это, конечно, работа дознавателей, но я хочу присутствовать. У него ведь были подельники. Надо отловить всех раньше, чем они начнут свою деятельность где-то еще. Хотелось бы узнать, кто покрывал этого гада, но увы, вряд ли он захочет об этом рассказать.
– Для этого есть дознаватели, – сказала я.
– Да, ты права.
Я толкнула двери в спальню. Здесь было темно и тихо, я не приказывала зажигать светильники.
– Не жди меня допоздна, – обернулся Виктор, ловя меня в объятия, как только закрылась дверь. – Ты не высыпаешься. Ночью я, днем Анри.
– Хочешь сказать, ты высыпаешься? – ответила, вдыхая исходящий от него легкий аромат мыла.
– Я привык. В «Черной звезде» спал и меньше, и мне хватало.
– Тебе уже не восемнадцать, – напомнила я.
– Да, но и не пятьдесят, дорогая. Хотя что такое пятьдесят? Семьдесят! Вот когда стану брюзгливым стариком, тогда и буду спать вволю.
– Ты и тогда найдешь себе занятие, – покачала головой.
– Возможно. Буду тренировать орду правнуков. Это тоже нужное дело.
Я улыбнулась. Да, Виктор мог бы тренировать войска – не то что правнуков. Главное, чтобы мы оба дожили до этих счастливых дней.
– И все-таки дай мне взглянуть на ногу, – потребовала я.
Виктор вздохнул, но послушался: разделся и сел на кровать. Колено было наскоро перебинтовано.
– Ты хоть у целителя был? – спросила, разматывая куски ткани.
– Ну…
– Виктор! – уставилась на него. – Ты понимаешь, что это опасно? Может быть заражение, осложнения, что угодно. Хочешь хромать всю жизнь?
– Нет, – признал он.
– Тогда думай хоть немного о себе. Или, если не можешь, о нас.
Рана выглядела скверно. Вик, конечно, кое-как попытался её залечить, но целитель из него был тот еще. Я принесла теплой воды, нашептала заклинания, промыла, чтобы никакая гадость не попала, и направила магию, пока не остался только свежий рубец. Снова перебинтовала, только уже чистыми бинтами – рана могла открыться, особенно при том образе жизни, который вел мой муж.
– Чувствую себя безумно виноватым, – тихо говорил Виктор, пока я закрепляла края бинта. – Вместо того чтобы отдыхать, ты снова бинтуешь мои раны.
– Потому что ты себя не бережешь. – Вылила воду, сама переоделась в тонкую сорочку и скользнула в его объятия. – Как можно спокойно жить, не зная, во что ты ввяжешься на этот раз? Я каждый день как на иголках.
– Анжи, милая, у меня такая работа, – пытался объяснить он.
– Я знаю. И очень хочу, чтобы ты её сменил.
– Нет.
Больше и разговаривать не о чем. Виктор никогда не оставит
