живала рыдания, которые горьким комком поселились в её горле.
После гибели родителей в железнодорожной аварии жизнь девушки разделилась на «до» и «после». Когда-то в прошлой жизни у неё было счастливое радостное детство. Её растили в любви и заботе. Окружали неусыпным вниманием и делали всё возможное, чтобы семена зла никогда не коснулись сердца маленькой Лизоньки.
Но всё тщетно. Теперь она совсем одна. Без поддержки любящих родителей. Без заботливой няни, которая рассказывала прекрасные сказки, где добро всегда побеждает зло. Порой такие наивные, с идеальными героями, что Лиза едва сдерживала смех.
Без весёлых подруг из пансионата, без смешной старой француженки мадам Ревиаль – их классной дамы. Без учителей и доктора. И всех тех, кто создавал вокруг маленьких воспитанниц пансионата идеальный прекрасный мир. Без ожидания рождественских каникул, долгожданной встречи с родителями, ёлки и подарков. В той прошлой жизни Лиза наивно полагала, что её идеальный мир нерушим.
Но всё рухнуло в один миг. В тот вечер разразилась страшная гроза. За окнами пансионата выл ветер и пригибал тоненькие деревца почти к самой земле. Они с подругами уже приготовили уроки и сидели в общей спальне. Когда яркая молния рассекала чёрный небосвод, девушки хором начинали отсчёт до громового раската. От грохота им закладывало уши. Но это лишь забавляло беззаботных барышень.
Неожиданно без стука вошла мадам Ревиаль. Вместе они прошли в кабинет баронессы Приволжской – директриссы пансионата. На фоне тёмного окна стоял высокий худой мужчина с каменным лицом без единой эмоции. Он был представлен как нотариус. Когда Лиза взглянула на него блестнула молния, прогремел гром. В тёмном силуэте его фигуры на фоне яркого света молнии было что-то зловещее. Лиза невольно вздрогнула.
Это видение навсегда запечатлелось в сознании девушки, как граница. Как перелом между прошлой счастливой жизнью дочери, пусть не очень богатых, но любящих родителей и воспитанницы престижного пансионата. И настоящей несчастной жизнью круглой сироты. Которая вынуждена существовать на опекунстве у дальней, совсем неизвестно откуда взявшейся родственницы, троюродной тётки графини Верховцевой.
Нотариус сообщил о железнодорожной аварии, о смерти родителей и о её нынешнем опекуне. До замужества сироты всё состояние её преждевременно погибших родителей будет находиться в ведение тётушки. Лизе ещё пятнадцать лет, а значит, три года до окончания пансионата. Каково же было разочарование девушки, когда нотариус сообщил волю графини Верховцевой о немедленном отчислении её подопечной и доставки в родовое имение.
Весьма консервативная во взглядах на жизнь, графиня считала, что юной особе нет нужды жить в пансионате. Гораздо надёжнее получать домашнее образование под чутким надзором опекуна. Но если бы только её сиятельство славилась устаревшими взглядами на воспитание. Ходили слухи о странных причудах графини, которая сама пережила страшную трагедию.
Верховцева потеряла мужа и дочь Сонечку в безжалостном пожаре в одной из башен их особняка. Граф установил в башне последнее слово науки – телескоп, выписанный им из Лондона. Вместе с дочерью они любовались вечерами на звёзды и планеты. Вместе с ними сгорела и гувернантка маленькой графини.
Безутешная графиня была на грани безумия от отчаяния. Уволила всю прислугу, оставив одну экономку. Закрылась в мрачном опустевшем доме, построенном в готическом стиле ещё дедом её трагически погибшего мужа. Некогда цветущий ухоженный сад пришёл в упадок. Деревня и крестьяне предоставлены сами себе. Хотя исправно продолжают приносить оброк хозяйке, былой прибыли с имения уже нет.
За грустными воспоминаниями, тяжким камнем лежащими на сердце, Лиза не заметила, как въехала в деревню Верховцево, спрятанную далеко от цивилизации. Мрачные неказистые ветхие домишки крестьян. Сами местные жители серые, неопрятные, неразговорчивые. Они нехотя поднимали головы, отрываясь от своих повседневных работ. Глядя из-подлобья, хмурыми взглядами провожали медленно плетущуюся коляску.
Крестьянские дворы остались позади и лошадь повезла сиротку сквозь старую дубовую рощу, располагавшуюся с западной стороны подножья холма, на котором нелепой тёмной громадиной возвышался готический хозяйский дом-замок. В его фасаде не было ничего родного, русского, знакомого, за что мог бы зацепиться взгляд. Мрачные серые стены, стрельчатые узкие окна. Пугающие горгульи – копии тех, что хранят Notre-Dame de Paris.
Дубовая роща окончилась. Холм окружает высокий кованный забор с острыми пиками. Никто не встречает бедную родственницу. Ворота, открытые настежь, как видно уже давно никто не закрывает. Коляска въехала в запущенный парк. В конце октября деревья стояли уже голые. Сучья и ветки давно не стриженных деревьев, запутались странными устрашающими сплетениями.
Ледяной порыв ветра превратил осенний дождь в снежную крупу. Большие чёрные вороны, сидящие на безжизненных ветках деревьев, с резким карканьем сорвались в серое небо. С унылых болот, простиравшихся
