вого сотрудника-человека – изучал неизведанное, где погружение в каждый кратер может стать последним. И именно он теперь находился здесь – на входе в кабинет доктора, который с нескрываемым недовольством глядел на его фингал под глазом и покосившуюся челюсть.
– Есть такое, – лунный исследователь скрестил руки за спиной и бросил затуманенный взгляд себе под ноги.
Семьдесят Первый, наконец, вошёл в капсулу доктора Второго. Дверь за ним зашипела и закрылась. После каждого закрытия двери следовали шипение, дымок и холодок. Не нравился ему этот холод. Семьдесят Первый плюхнулся на белоснежный стул и закинул обе руки на белоснежный стол. В плече вспыхнула острая боль, но он сделал вид, что ничего не почувствовал. Привычка такая – делать вид, что ничего не чувствует.
– Вам не больно разве? Стычка с инженером Бурьяновым вышла знатная.
– Да ладно вам, пустяки.
Доктор Второй протянул Семьдесят Первому чистый платок. Исследователю жест показался очень странным, ведь он уже смысл всю кровь с лица, ему и швы наложили. Но всё равно принял платок и приложил его к губам. Такой мягкий, нежный платок. Давно Семьдесят Первый не прикасался к чему-то более мягкому. По телу разлилось тепло.
– Спасибо.
– Да ладно вам, дорогой Семьдесят Первый, пустяки.
Семьдесят Первый хотел ему вмазать. Да так, чтобы кровавые брызги окропили белые стены кабинета. Слишком много белого, лунный исследователь горел от жаркого желания ему вдарить. Он старался изображать спокойствие, но доктор не верил – недоверчиво щурился и что-то постоянно записывал в маленький блокнотик.
Семьдесят Первый сжал кулаки, его вены набухли, а в жилах текло что-то невыносимо горячее. Он чувствовал, как организм тлеет изнутри. Говорил с доктором сквозь зубы. Нужно было делать вид, будто не больно. Будто не страшно. Будто не хочется разорвать доктору пасть, вырвать его позвоночник и разрезать окровавленным хребтом себе глотку.
– Допрашивайте уже.
– Некуда спешить, дорогой мой. Некуда, – он плавно указал рукой на иллюминатор, в котором в бесконечной синей тьме сверкали звёзды.
– И всё-таки. Я бы хотел полежать.
– Вы проспали здесь у меня по меньшей мере сутки. Неужто мало?
Мало. Ему было мало. Не Семьдесят Первому. А ему – тому, кто скользит по костям и прожигает плоть. Тому, из-за которого в висках пульсирует кровь. Семьдесят Первый не ответил на вопрос доктора. Он встал и подошёл к иллюминатору, потому что очень хотел увидеть Луну-17. Но перед глазами расстилалось только синеватое полотно в белых пятнышках. Будто специально доктор устроил досмотр именно здесь.
– Зачем вы меня вызвали, – наконец, заговорил Семьдесят Первый, – меня же уже осмотрел медбрат. Должен был всё вам доложить.
– Так вы же сами ко мне и пришли. Разве забыли? Но, признаться, мне важно лично поговорить с вами, задать кое-какие вопросы.
– Доложите доктору Седовскому?
Доктор Второй поморщился. Он всегда нервничал, когда при нём упоминали доктора Седовского. Эта фамилия напоминала доктору о его значимости, о том, что она относительна – ничтожна по сравнению с тем, что представлял из себя Седовский. А Семьдесят Первому нравилось в любом удобном случае дразнить доктора, потому что ему не с кем себя было сравнивать.
– Конечно, доложу, – ухмыльнулся доктор, – как и всегда. В еженедельном отчёте. Спасибо, что вновь напомнили.
– Как тут не напомнить, – лицо Семьдесят Первого было каменным, непроницаемым, – ведь им там, на синем шаре, важно всё знать.
Семьдесят Первый вернулся к столу, но садиться не стал. Он крепко взялся за спинку стула и посмотрел доктору в глаза. Тот воспринял это как сигнал – тут же открыл журнал перед собой и взял ручку.
– Расскажите мне всё по порядку. Начнём с контакта.
Пункт 1. Контакт
По среднему земному времени пять часов и одна минута. Семьдесят Первый сделал отметку в электронном устройстве у себя на запястье: «Участок С. Найдены залежи энергетически ценных пород. Рекомендовано: установка купола с поддержкой подачи воздуха для продолжительных исследований и сбора». Семьдесят Первый нагнулся, взял чемоданчик с образцами и поплыл по поверхности Луны-17 к станции. Он смотрел себе под ноги и даже не замечал сиреневые переливы на горизонте. Сама вселенская бесконечность заигрывала с Семьдесят Первым, но он не хотел смотреть в ответ, потому что надоело – соскучился по земной жизни, о которой не знал.
– Семьдесят Первый, – в скафандре зазвучал тонкий женский голос, это была Киселёвская, – вызывает База-1. Как успехи? На чай успеваем?
– Успеваем, – устало ответил он. Земные шутки Киселёвской всегда забавляли экипаж,
