на психоистории), и это разрывает его сердце.
Однако именно это давало ему силы для жизни. Он непременно проживет дольше, когда каждый его день с утра до ночи занят делом, и это радовало Дорс. Но она знала, что настанет день, когда потеряет его, и мысль эта пугала ее. Она и подумать не могла раньше, что будет так, – раньше, когда ее задача была проще простого – беречь его ради сохранения его знаний.
Когда же все это стало для нее личным делом? И могло ли быть теперь что-то более личное? Что такого было в этом человеке, что заставляло ее волноваться всякий раз, когда его не было рядом, – даже тогда, когда она была твердо уверена, что с ним все в порядке, и по идее, заложенные внутри ее рефлексы не призывали ее ни к каким действиям? Ведь ей было приказано всего-навсего заботиться о его безопасности. Откуда же взялось все остальное?
Давным-давно она поговорила об этом с Демерзелем – тогда, когда твердо убедилась, что чувства не обманывают ее.
Он грустно посмотрел на нее и сказал:
– Простых ответов не жди, Дорс. Ты сама не так проста. Я в своей жизни тоже изредка встречаю людей, рядом с которыми мне было легче думать, приятнее существовать, проще проявлять ответные реакции. Я пытался оценить причину легкости моих реакций в их присутствии и трудности – в их отсутствие, чтобы понять, что я приобретаю или теряю. В конце концов стало ясно, что радость от их общества перевешивала печаль от их исчезновения. Так что уж лучше испытывать такие чувства, какие ты испытываешь сейчас, чем наоборот.
Дорс подумала: «Настанет день, и Гэри уйдет, и этот день с каждым часом все ближе, и думать об этом я не должна».
Именно затем, чтобы избавиться от этой навязчивой мысли, она окликнула мужа:
– Гэри, о чем ты думаешь?
– Что?
Селдон открыл глаза и посмотрел на Дорс.
– Скорее всего о психоистории. Наверное, зашел в очередной тупик?
– Да ну… Вовсе не об этом я думал. Знаешь, о чем? – спросил он, негромко рассмеявшись. – Ни за что не догадаешься. О волосах!
– О волосах? Вот это номер! О чьих же?
– В данный момент – о твоих, – сказал Селдон и с любовью посмотрел на жену.
– С ними что-нибудь не в порядке? Может, перекрасить их в другой цвет? Наверное, я должна была уже поседеть?
– Брось! Твоим волосам не нужна седина… Понимаешь, эта мысль заставила меня подумать о совершенно посторонних вещах. К примеру, о Нишайе.
– Нишайя? Это что?
– Видишь ли, Нишайя не была частью доимперского Тренторианского Королевства, потому я вовсе не удивлен, что ты о ней даже не слышала. Это планета, очень маленькая. Изолированная. Никому не нужная и не интересная. Да и я о ней в конце концов узнал только потому, что поинтересовался. Мало какому из двадцати пяти миллионов миров удавалось добиться такого головокружительного
