взрывались мечты,Заполняя поток пустоты.
И звезды терялись, покинув просторы,
Лишая нас красоты.
Поскользнувшись, мы падали в тьму,
И весь мир нам теперь ни к чему.
И, сгорая, забыли о вечности оба,
Существуя по одному.
Наши клятвы остались на звездах.
Их спасти уже слишком поздно.
Я читаю газеты, а там новость о смерти
Того мира, что был нами создан.
Она открывает глаза и видит застывшего Стаса. Его рука, тянущаяся к чашке кофе, остановилась на полпути.
– Алиса, – Стас обрел дар речи и смог выговорить ее имя. – Это… Это прекрасно.
– Правда? – девушка распахивает глаза, ее щеки алеют ярким румянцем.
– Чистая правда. Почему твои стихи о грусти?
– Поэт должен быть несчастным, – шутит девушка.
В эту секунду Стас влюбляется навсегда.
Почему-то его неудержимо тянет к зеркалу в прихожей. Нет сил бороться.
Он прикасается пальцами к стеклу и вздрагивает – на секунду ему показалось, что зеркальная поверхность теплая. Стас с недоверием смотрит на собственную руку. Прикасается к нижней части зеркала – холодное. Но он точно чувствовал тепло, когда дотронулся до отражения своей ладони.
Он снова пытается рассмотреть те загадочные отблески, уже не пробуя дотронуться рукой до стекла. Ничего не выходит.
– Чертовщина какая-то, – Стас сердито отворачивается. Что за ерунда? Ему нужно отдохнуть.
Когда он выходит из прихожей, ему слышится приглушенный всхлип. Но он больше не верит самому себе.
Спустя 1 час после моей смерти
Когда я вижу, как Стас, качая головой, удаляется из прихожей, меня покидают последние силы. Ладонь, которую я отчаянно держала у ладони Стаса, бессильно падает с зеркальной поверхности. Я начинаю задыхаться, меня душат слезы. Что я наделала?
Стефан не вмешивается, но делает малозаметное движение ладонью, и я ощущаю между пальцев скользящий шелк.
В очередной раз вытираю слезы платком, а затем судорожно отбрасываю его в сторону.
– Он почувствовал? – я оборачиваюсь к проводнику.
– Определенно, – кивает он. – Но человек не может поверить даже своим собственным ощущениям, поверил бы он рассказу о Зазеркалье? Льюис был вынужден молчать всю жизнь, иначе его бы признали сумасшедшим. Впрочем, я слышал о критике его книг. Как по мне – совершенно необоснованно.
Но мне неинтересно говорить о писателе.
– А если бы Стас поверил? Вот прямо сейчас? Он бы понял, что это я?
– Он понял. Но не поверил. А если бы поверил… – Стефан на секунду задумывается. – Такое случается редко.
– Но случается ведь?
– Да, но за этим не следует ничего хорошего. Люди по другую сторону зеркала просто сходят с ума. Это списывают на горечь от утраты.
– Как мы увидели его мысли? – увидев тот день глазами Стаса, я чувствую
