пруди!
– Вы – в смысле населения? – осторожно полюбопытствовал один из политруков.
– Когда бы только среди простого народа… – по-прежнему устало-горьким тоном откликнулся Григорий. – Небось июньский приказ наркома обороны с обращением к армии изучили? Который по поводу раскрытия органами НКВД предательской контрреволюционной военно-фашистской организации в РККА? – с расстановкой перечислил все зловещие эпитеты. – Вот то-то и оно! – Григорий многозначительно прикрыл глаза и перешёл на громкий шёпот: – В железных чекистских рядах тоже ржавчины хватает! Что глаза вылупили? Есть субчики! Напролезали и окопались в органах в своё время! Или, думаете, враг народа Ягода не имел своей паучьей сети? Ещё какую! Понятное дело, бо́льшую прорву этих сук мы выявили, но некоторые затаились…
От зловещих нот в шёпоте Кусмарцева попутчики невольно поёжились.
– Ничего… И до них доберёмся… Чека не дремлет! Вот в той же Чите… Ещё по лету такое гнездо вскрыли – о-го-го! Сам начальник оперсектора… вот так, хлопцы… – на ещё более многозначительной и мрачной ноте закончил свой монолог Григорий, ворочая в пересохшем рту непослушным языком. Сильно захотелось пить.
Бросил взгляд на столик в поисках стакана и внезапно хлопнул своих попутчиков обеими руками по туго обтянутым синей диагональю коленям:
– А чего это авиация попритихла? В Читу-то надолго?
– Двадцать седьмого обратно…
– Повезло вам, братцы, – Новый год дома встретите. А я… – Сокрушённо махнул рукой. – К жене на побывку приезжал, за три месяца первый раз… Целых три дня дали! – Последнее вырвалось с сарказмом, но Григорий тут же посерьёзнел и добавил: – А как иначе? Работы – вал! И когда бы шпионы – пособников хоть пруд пруди, особенно среди бывшего кулачья и прочей контры. Наш нарком товарищ Ежов в связи с этим отдельный приказ издал. Но! Это – секрет и вам знать не положено.
И тут же опять повеселел:
– А не рвануть нам, авиация, до вагона-ресторана? Поужинаем, да и за знакомство не мешало бы по маленькой. Как?
Парни вроде бы оживились.
– Давай, давай, авиация! – Кусмарцев поднялся, рывком одёргивая гимнастерку под ремнём с портупеей. – Бойцу наипервейшая дислокация – рядом с кухней!
За подрагивающим от хода поезда столиком знакомство состоялось окончательно. Выпили за «стальные руки-крылья», за «сердце – пламенный мотор», за «недремлющие органы» и Родину, за боевых подруг и матерей. Понятно, что тост за мудрого вождя товарища Сталина предварил остальные.
– И всё-таки должен вам доложить, дорогие вы мои Коляха и Шурка, что нынешняя политическая незрелость – это, други мои, опаснейшая из опасностей в нынешней обстановке. – Нетвёрдой рукою Григорий подцепил с тарелки шпротину и отправил в рот. Задумчиво пожевал, ткнул в губы скомканной накрахмаленной салфеткой, неловко потянул из коробки на краю столика «казбечину». Привычно прикурил от протянутой спички.
– Тут
