столовского чая и горбушки белой буханки, намазанной коровьим маслом. Башилов никак не мог привыкнуть к тому, что весь флот завтракал так испокон веку.
«Боже, и когда же кончится это прозябание?»
Вот и кончилось…
Капитану 3-го ранга Абатурову приснился сон, который снился ему не первый год и перестал уже удивлять. Как всегда в этом сне, на край его постели присела дама в шелестящем черном платье» – взволнованная, порывистая, счастливая. Она приподняла вуаль, наклонилась с улыбкой и осторожно нашла жаркими губами его губы.
Она целовала медленно, сладостно, томительно, и с каждой секундой ее большие мерцающие глаза становились все серьезнее и серьезнее. Он потянулся обнять ее, и она исчезла, как исчезала всегда.
В жизни Абатурова никогда не было такой женщины, как не было ее и в его воображении.
И еще он заметил, что всякий раз после визита черной незнакомки на лодке случалось несчастье. Так было под Бизертой, когда они провалились за предельную глубину, так было на Фареро-Шетландском рубеже, когда в шестом отсеке загорелась ходовая станция правого электромотора, так было в прошлую автономку, когда электрика Киселева убило током.
Так было и сейчас.
Торпеда летела в отсек лобовым взрывателем вниз!..
У, стерва! Накликала…
Оркестр из главных корабельных старшин-сверхсрочников наяривал «Летку-Енку». Мимо гигантского снеговика, воздвигнутого арестантами с гауптвахты, облепленного гарнизонной детворой, мимо облупленной балюстрады Циркульного дома, заполненной северодарской знатью и зваными гостями из флотской столицы, толкло мокрый снег пестрое языческое шествие. Во главе его катил грузовик с откинутыми бортами. В кузове на задрапированной «разовыми» простынями политотдельской трибуне стояла стройненькая секретчица особого отдела в бывшем свадебном платье своей подруги, которая изображала у ее ног Царевну Лебедь с накрахмаленными марлевыми крыльями.
За грузовиком ехал мотоцикл военной комендатуры; за спиной водителя в черной кожанке с комендантской повязкой восседал Волк из популярного мультфильма, а в коляске трясся Заяц-матрос. Волк в лодочной куртке-«канадке» норовил ухватить Зайца за фланелевые уши. То же пытались сделать и школяры, бежавшие рядом с мотоколяской.
Девахи с хлебозавода, выселенные в Северодар из столицы за древний женский промысел, кружили в картонных кокошниках озорной хоровод, затаскивая в него из толпы зазевавшихся знакомцев…
Вся эта крикливая процессия поднималась на Комендантскую сопку, где на старом перископном стволе, поставленном вместо ярмарочного шеста, бился в клетке петух, где с лотков торговали шашлыками, пирогами, блинами и военными мемуарами, где матросы-казахи, обряженные русскими бабами, поили публику из дымящих самоваров зеленым, по случаю временного дефицита, чаем, где громоздилось готовое к сожжению чучело Старухи-Зимы и где встречала гостей с ледяного трона, отлитого все теми же матросами-арестантами,
