дыхание, но Сё под конец не выдержал.
– Не-е-ет, – промямлил он, – здесь нет никого.
– Отлично, а то мне показалось, что я услышала какой-то звук. Видно, я просто старею.
Бёна сняла очки, сунула голову под крыло и снова заснула.
То и Сё осмелели, выдохнули с облегчением и подошли к петуху. Осталось только найти его гребень. Оказалось, что он лежит рядом с зеркалом – бери кто хочет. Дело-то проще простого!
Сё потянулся и быстренько схватил гребень, повернулся к То и подмигнул ему:
– Теперь Гала-Петрус не будет утром выглядеть красавчиком. Я спрячу гребень здесь в солому, найдёт не скоро.
– Вообще-то мне жаль Гала-Петруса, – сказал, сделав серьёзный вид, То. – Давай дадим ему поспать подольше.
Кот взял будильник, стоявший на шесте Гала-Петруса, и переставил стрелки.
– Теперь он не прозвонит в семь утра, – сказал он Cё. – Давай поскорее выберемся отсюда.
И они помчались домой.
– А теперь можно и выспаться, – устало сказал Сё, стаскивая с головы чулок.
– Но не забудь: просыпаемся рано, – сказал То. – Нам непременно нужно быть на станции, когда мисс Люнт явится туда утренним поездом.
На следующее утро весь Небось был на ногах. В честь такого события все звери собрались на станции. Господин Нильссон играл роль полицейского и надел парадную форму. Он велел всем держаться на почтительном расстоянии от железнодорожных путей.
Младшие звери принесли с собой листочки бумаги, чтобы попросить у мисс Люнт автограф. Местный фотограф, телёнок Кнэпп, уже начал снимать всё вокруг, а редактор газеты Селезень уже был готов записывать впечатления об этом исключительном событии.
Начальник станции, крыса Рулле Рэльс, поднял зелёный флажок, давая сигнал, что путь свободен. А накануне он на здании вокзала укрепил американские флажки, чтобы иностранная курица чувствовала себя как дома.
На перроне стоял собственный оркестр города Небось и усердно репетировал. Большие звери играли на духовых инструментах, звери поменьше – на флейтах и кларнетах, а если вслушаться, то можно было услышать, как кузнечики и сверчки пиликают на своих скрипочках.
Чуть подальше разливались звучные песни хора певчих птиц. Особенно возбуждёнными казались поющие овцы Альрик и Ульрик, которым предстояло исполнять сольные номера. Господин Нильссон сочинил в честь мисс Люнт заздравный стих на мелодию «Бе-бе, белая овечка», и Альрик с Ульриком то и дело запевали:
– Хей-хей, хей-хей, милашка!
Заслуг твоих не счесть.
Как станешь миссис Петрус,
то будешь кашку есть.
Сперва Альрик и Ульрик, узнав, что мисс Люнт, если выйдет замуж за Гала-Петруса, будет есть кашу, не пожелали петь эту песню. Но, узнав, что бык-рифмоплёт очень огорчился, прослышав об их отказе, так и быть, согласились.
Оттого-то и поднялась вся эта утренняя суматоха на железнодорожной станции.
«Бумпа-бумпа-бумпа!» – гудел оркестр.
«Ла-ла-ла!» – звенел хор.
