ее руки:
– Серафима, ты великолепная женщина, но в этот вечер ты говоришь о смерти.
– Я говорю о жизни, мистер Сайенс.
– Анджело, Серафима. Анджело – это мое имя, называй меня так. На самом деле я проявляю по отношению к своим созданиям гуманность, сокращая их жизнь до минимума. Чувства нас губят, Серафима. Чувства в основном – это страдания. За одну человеческую жизнь страданий накапливается неизмеримо много, а андроид за свою короткую жизнь едва ли успевает их познать.
– Почему же чувства – это только страдания? Неужели, кроме страданий, других чувств не существует?
– Существует. Но за мгновения наслаждения мы обязательно расплачиваемся. Андроид – только одна из ступеней к сверхчеловеку, сильному физически интеллектуалу, обладающему абсолютным здоровьем и не страдающему из-за мелочей. Мечта каждого человека – стать именно таким. Моя задача – воплотить мечту в жизнь, иначе говоря, конечная цель – Человек.
– Анджело, я не хочу становиться такой… идеальной.
– Лукавишь, – снисходительно улыбнулся Анджело Сайенс.
Серафима ничего не ответила. Она задумчиво смотрела сквозь бокал. В темно-бордовом вине нежно горела розовая звездочка. Сима внезапно затосковала. Ей хотелось домой, на Сахалин, увидеть родителей, брата, о которых она почти забыла в водовороте новой жизни, очутиться в привычном мире, где нет искусственных людей, и, наверное, нет сумасшедших гениев вроде Доктора.
– Что же со мной произошло на самом деле? – задумчиво спросила она.
– Ты пережила автомобильную аварию, – мягко ответил Сайенс.
– Откуда вы знаете?
– Из твоих слов, солнышко.
– Но я не помню аварию. Я только помню смутно, что произошло что-то страшное. Помню так, будто мне об этом кто-то сказал.
– У тебя частичная амнезия, и сейчас она тебе необходима. В «Службе памяти» я здорово встревожился, что ты докопаешься до аварии, в которую попала: твое минутное пробуждение в фургоне могло стать спусковым крючком для раннего пробуждения памяти.
«Садись, посмотрим еще», – отчетливо вспомнила Серафима.
– Л-ладно, – промолвила она, подумав. – Хорошо, авария. А что было потом?
– Потом – сон, похожий на летаргический.
– Но разве можно проспать почти четыреста лет?
– Я тоже думал, что нельзя. Все это время ты находилась под наблюдением. А я вернул тебя к жизни. Ты ведь хорошо себя чувствуешь, не так ли?
– Даже лучше, чем раньше, – призналась Серафима и вновь замолчала.
Анджело Сайенс тоже молчал, смотрел на нее, «любимую пациентку». На женщину. Серафима, которая его взгляда не заметила, очнулась от размышлений и нарушила молчание:
– Вас не пугает, что миром в будущем будут править люди, похожие на андроидов? Или андроиды, похожие на людей?
– Никто
