тези, с непременным романтическим героем в центре. И с обязательной победой добра под конец.
Но на филфаке, где Таня числилась студенткой, литература такого рода была не в почете. Продвинутые личности из её пединститута предпочитали Коэльо и Мураками. И начитавшись оных, нещадно обсуждали их повсюду – в институтском буфете, на переменах, на остановках перед институтом…
Именно из-за них она сейчас грызла гранит японской классики. Вместо того, чтобы почитать что-нибудь романтическое. А то и вовсе пойти погулять. Очень уж хотелось в случае чего не отмалчиваться в уголке – а взять и сказать свое веское слово о восточной духовности. Причем сказать красиво, эпично, со знанием дела и текста.
День между тем был воскресный, теплый и солнечный по майскому времени. В распахнутые окна Таниной квартиры вольно задувал ветер. Городские птицы, что купались в воздухе, суматошно кричали у самого балкона. Природа, как сказал бы любой русский классик, ликовала… а она валялась на диване и читала.
И текст, по её мнению, был скучнейший.
Дома Таня была одна, мать с дедом уехали в Коломну, навестить дальних родственников. Вернуться они собирались поздно вечером.
Стоило ей осилить новеллу про ворота Росемон, как раздался звонок. Книжка полетела на пол, а Таня радостным шагом промаршировала в прихожую. Где рывком распахнула дверь, не озаботившись посмотреть в глазок.
За дверью стояла дама лет сорока. Полная, но с генеральской осанкой. Внушительный бюст, подпертый животиком, вздымался ввысь. Сверху был наверчен широкий шарф на индийский манер, из синего шелка в белый цветочек. Снизу струилась до пола юбка из той же ткани.
Глаза у женщины были темно-голубые, с легкими морщинками вокруг век. Округлое широкое лицо выглядело ухоженным. Светлые кудряшки уплывали назад беспокойной волной, образуя нимб.
– Я ваша новая соседка, – заявила дама с легким протяжным акцентом, растягивая губы в улыбке.
Смотрела она при этом внимательно, изучающе.
– Вот, сняла квартиру с вами по соседству.
И дама указала рукой на дверь справа.
– Квартиру Натальи Львовны сняли? – с интересом спросила Таня. – А что, она уже её сдала?
Наталья Львовна, соседка Дебриных, за последнюю неделю стала легендой их двора.
Возвращаясь из школы, где трудилась, преподавая математику, Наталья Львовна столкнулась с капотом роскошного «Мерседеса». И была сбита этим капотом наземь. Школу от её дома отделяло метров пятьсот, не больше. Путь пролегал по мелким подъездным дорогам с тротуарами. Уж как на этом отрезке пересеклись пути «Мерседеса» и Натальи Львовны, осталось неизвестным…
Но известно было другое. После столкновения из машины вышел красавец мужчина – брюнет, метр восемьдесят. И кинулся поднимать соседку с асфальта.
Наталья Львовна не то что бы ушиблась, но сочла разумным изобразить страдания, травматические боли и короткую потерю сознания. Она, старая дева с неприглядным сероватым личиком, думала выудить из брюнета хоть какое-то возмещение за легкий толчок бампером, полученный от «Мерседеса».
Но финал у истории вышел иной. Брюнет и красавец влюбился в страшноватенькую математичку тридцати восьми лет от роду. Прямо там, на тротуаре, перед капотом «Мерседеса», он признался ей в любви с первого взгляда. Роковой и безумной. Воистину, неисповедимы пути стрел Амуровых…
Наталья Львовна в тот же день переехала в особняк брюнета, который по совместительству оказался банкиром. И на следующее утро предложил соседке руку, сердце и свой банк.
Случилось это с неделю назад. Такая скорая сдача квартиры могла означать только одно – Наталья Львовна торопилась порвать связи с позорящим её бедным прошлым. И показать всем соседям, что назад не собирается.
Дама пожала плечами. Сказала с легкой ехидцей:
– Как я поняла, избранник вашей соседки не страдает от недостатка жилья. И дворец за городом у него есть, и домик на Лазурном Берегу имеется. Будет где молодой хозяйке голову преклонить, будет где хозяйским оком поводить… а эта квартира Наталье Львовне больше не нужна. И да, она её сдала.
– Понятно, – пробормотала Таня. – Как-то быстро всё получилось…
Дама прищурилась.
– Вы правы. Все получилось очень быстро, дитя мое.
От этого «дитя мое» повеяло старомодной изысканностью. Таня про себя решила, что у дамы в родне завалялись аристократы-дворяне, вот она и выражается по-старинному.
– А я к вам с просьбой. – Тон женщины стал просящим. – Знаете, мне нужно стол на кухне передвинуть. Но поясница что-то разболелась. Не поможете? Я хорошо заплачу.
Таня эту старушенцию
