шкуру и вскоре заблудилась. Так и замёрзла – голая и безглазая.
Матыхлюк, слушая сестру, хохотал. Заставил её трижды повторить историю лисички, с каждым разом смеялся всё громче, а потом, зажмурившись, изобразил ослеплённую недотёпу: выставил руки и побрёл по гребню. Тулхи в ответ изобразил ворона: на ходу пощипывал Матыхлюка и норовил сорвать с его головы волосок. Затем они обхватили друг друга и в неравной борьбе повалились на землю. На мгновение борьба стала настоящей, Матыхлюк даже затравленно взвизгнул, но вскоре они с Тулхи вновь смеялись и беспечно возились в траве.
Анипа слушала их пыхтение, а сама не сводила глаз с берегов Ворчливого ручья, наблюдала за скользящим по тундре ветром и пальцами трогала опухшие нос и нижнюю губу. Сейчас они зудели чуть меньше. Амкауну понравились бы полосы на её лице. Хотя он и без них называл дочь своей сестры красивой. Где он теперь? Анипа надеялась, что Амкаун мёртв. Лучше умереть и свободно родиться в новом теле, как это сделала далёкая бабушка Кавиты. Незадолго до рождения первенца у Канульги она явилась Стулык во сне и предупредила, что хочет вернуться, попросила назвать младенца своим привычным именем, то есть Анипой, а два года назад далёкая бабушка Кавиты уже в новом теле Анипы опять перебралась в Нунавак, где когда-то провела одну из предыдущих жизней. Да, лучше умереть, чем превратиться в червеца.
Анипа улыбнулась. Ей было хорошо. И только предательское любопытство уводило её мысли туда, за грозную Чёрную гору. Хоть бы глазком взглянуть на Чёрные земли! Спрятавшись за скалами, увидеть пожирателей и обездоленных червецов, а среди них, возможно, Амкауна. Анипа многое отдала бы, чтобы проститься с ним. Или помочь ему обрести покой.
Глава третья. Где Илютак потерял язык
Мама в молодости боялась своего мужа. По совету Стулык на ночь оставалась в нижних штанах и подпоясывалась крепким ремнём из шкуры морского зайца. Если Утатаун ложился к ней, она настораживалась, а почувствовав, как по груди скользит ладонь пока чужого ей человека, переставала дышать. Ладонь опускалась ниже, Утатаун плотнее прижимался к маме, но, когда он просовывал пальцы под верхнюю кромку её штанов, она изо всех сил раздувала живот – и ремень сдавливал ему руку. Пойманный в ловушку, он терялся и не знал, как поступить. Рука затекала и начинала болеть. Утатаун с трудом выдёргивал её и, раздосадованный, отворачивался от мамы.
Канульге нравилось вспоминать те невинные дни. Бабушка Стулык смеялась над рассказом дочери, дедушка Кавита подхватывал её смех, даже Утатаун не сдерживал улыбки. В конце концов он добился своего: навалился на маму и так рванул ремень, что порвал мамины штаны. Канульга признала в нём настоящего мужчину и согласилась его любить.
Сама Анипа, отданная Илютаку и впервые оставленная с ним наедине, хотела повторить мамину уловку. Легла в нижних штанах, подпоясалась и ждала возможности раздуть живот, но Илютак, верный обещанию
