я сказал правильно, Роза. Грамм не слишком много в этом случае.
Он открыл глаза и уже хотел было посмеяться вместе с ней, но увидел на стене, над ее головой, вырезку, которая его парализовала.
«Жертва 2117», – гласил заголовок.
Асад вскочил. Надо посмотреть внимательнее. Газетные фотографии с малым разрешением все похожи друг на друга. Это, конечно, просто кто-то похожий на нее. Так должно быть. Так должно быть!
Но уже на расстоянии полуметра он знал, что не ошибся. Это была ОНА!
Асад закрыл лицо руками, потому что горло у него сжалось. Он не слышал собственных рыданий. Жар стонов обжигал лицо, руки были мокрыми.
– Пожалуйста, не трогай меня сейчас, Роза, – выдохнул он, когда почувствовал на плече ее руку.
Он откинул голову и сделал глубокий вдох, очень медленно приоткрыл глаза, и фотография стала более отчетливой. Когда глаза его полностью открылись, фотография стала до ужаса четкой. Мокрое тело лежало на спине, обмякшее и безжизненное. Но в глазах женщины, устремленных в небытие, казалось, жизнь еще теплилась. Кисти рук, которые часто гладили щеки Асада, впились в песок.
– Лели, Лели… – шептал он снова и снова, кончиками пальцев гладя ее волосы и лоб на фотографии. – Что же случилось? Что же все-таки случилось?
Голова Асада упала на грудь. Неопределенность, тоска и горе, копившиеся годами, выплеснулись и парализовали его чувства и силы. Лели больше не было.
Ладонь Розы скользнула по его руке; другой ладонью она осторожно подняла его лицо вверх и повернула к себе, так что их взгляды встретились.
Они долго смотрели друг на друга, ничего не говоря, потом она тихо спросила:
– Я меняю вырезки почти каждый день, и эта почти новая. Значит, ты ее узнал?
Он кивнул.
– Кем она была?
Много-много лет судьба Лели была ему неизвестна, но в глубине души он всегда пытался убедить себя, что она будет жить вечно. Даже тогда, когда война в Сирии была самой беспощадной и отвратительной и никто не знал, кого убили и кто убивал, он надеялся, что Лели сможет уцелеть в этом аду, потому что если кто-то и был на это способен, то только Лели. И все же она лежала там, на песке, и Роза спрашивала, кем она была. А не кто она.
Он убрал руку с вырезки и откинул голову, чтобы набрать побольше воздуха в легкие и сказать то, что ему хотелось.
– Лели Кабаби была человеком, который приютил мою семью, когда мы бежали из Ирака. Мой отец был инженером и государственным служащим и в какой-то момент через партию БААС оказался близок к Саддаму Хусейну. Однажды он неосторожно покритиковал Саддама. Если бы отец происходил не из шиитов, может быть, это сошло бы ему с рук, но в те дни критические высказывания и ошибки шиитов означали для таких, как он, смерть. Отца предупредили за час до того, как подручные Саддама пришли за ним. Мать и отец приняли мгновенное решение бежать. Они не взяли с собой ничего, кроме нескольких украшений и меня. Мне был один год, когда Лели Кабаби впустила нас в свой дом в Саб-Абаре в юго-западной части Сирии. Мы жили у нее, хотя не состояли с ней в родстве,
