студентами, а значит, как раз примерно в это время он с мистером Филлисом должен освободиться и, возможно, заметить, что Томми все это время не было рядом.
Томми встретил отца на парковке.
– Томми, мальчик мой, где же ты был? Я высматривал тебя в аудитории и так и не нашел.
– Я знакомился с университетом.
– Это очень хорошо, и как тебе? – отец открыл заднюю дверь машины и жестом показал садиться.
– Я хочу здесь учиться.
– Я очень тобой горжусь! Уверен, ты сможешь сюда поступить, но для этого нужно усердно учиться, ты же понимаешь это, Томми?
– Я так и делаю, профессор. – ответил с толикой злости Томми.
– Хорошо, студент, молодец! А теперь поехали в кафе отметим папино великолепное выступление! И неоценимую помощь Филлиса, – отец подмигнул коллеге, который был за рулем и уже вез их в кафе-мороженое.
«Четыре не отвеченных звонка от Маргарет, и ни одной записи на автоответчике. Это плохо», – подумал Уильям и набрал ее номер. Она взяла трубку почти сразу:
– Уильям, это ты?
– Маргарет, что случилось?
– Моя мама умерла вчера, то есть позавчера ночью. А я узнала только вчера. Сегодня я ходила в морг, похороны будут во вторник, приезжайте с Томми. Эмми будет благодарна поддержке, да я тоже бы не отказалась.
– Конечно, мы приедем. Сейчас же выезжаем, будем ночью, ближе к утру.
Томми постучал в дверь Эмми: «Эмми, это я. Ты как?».
Эмми открыла дверь: «Томми, как я рада. Заходи скорее.» – у нее потекли слезы. Ее прекрасные мягкие щеки были такими красными от слез, что Томми еле держался, чтобы не заплакать самому.
– Эмми, мне так жаль, что ты это пережила. Мама сказала, что ты была одна целые сутки. Как же ты справлялась, что ты делала? Расскажи мне все.
– Томми, я плачу, но я плачу не от того, что умерла бабушка, и не от страха, я плачу, потому что я себя не понимаю. Знаешь, я не чувствую ничего. Когда бабушке стало плохо, я вызвала скорую помощь и подумала, что мне достанутся ее жемчужные бусы, потом, пока мы ехали, а бабушке вкалывали какие-то уколы и ставили капельницу, я думала о том, как достану все серебряные приборы и буду пользоваться ими каждый день, каждый! Понимаешь, Томми, я что не люблю бабушку, я что не способна любить? Я боюсь, но боюсь себя. Еще боюсь смерти и самого ее наличия, а не именно того, что бабушки больше нет. Я не вижу, чтобы маме было плохо, или что бы она скучала по бабушке, мне кажется, что она не любила ее тоже. А может тут дело глубже, Томми? Может это бабушка никого в своей жизни не любила, и поэтому в ответ она получила то же самое?
– Она любила прибывшего на лето почтальона. Помнишь?
– Конечно помню. Но шутки в сторону. Ты понимаешь мою мысль? – Эмми вытерла щеки. – Я плачу от осознания того, что я неспособна плакать от такого горя. Возможно, чувство потери близкого – это самая страшная боль на Земле. А меня это практически не задевает. Может, я пошла в бабушку, она никогда никого не любила и никем не была любима. Я так не хочу.
– Ты способна плакать, это уже говорит о том,
