на себя особого внимания, зато старик, очень похожий на Всесоюзного старосту, как называли одного из знаменитых советских вождей, Калинина, с такой же аккуратной бородкой, был опрятен. У нас он получил прозвище «старик Путинцев». Я не знаю, чем он был занят на самом деле, но часто с интересом наблюдал, как в сарае он делал дратву: просмаливал крепкую крученую нить для починки валенок, которые сибиряки называли пимами. Дратвой, в основном, пришивали подошвы к валенкам. Вероятно, старику нравилось, что за его обыденной работой с открытым от любопытства ртом наблюдал этот эвакуированный мальчонка.
Да, дратва дратвой, но всё же какие инструменты были у старика Путинцева! Стамески, отвёртки, рубанки, разные щипцы и приспособления, названий которых я не знал. Я буквально обалдевал от богатства таких невиданных мною до этого человеческих приспособлений для облегчения ручного труда. Может быть, в этот момент и открылся мой талант, ну, не талант – это громко сказано, – а способность, которая называется «умелые руки» и которая поможет мне выжить в далёком будущем… Кстати, я полагаю себя приверженцем многоточия, ибо считаю, что в определённых местах текста для его усиления стоит применять этот знак препинания.
Но меня ждала школа. Прошло несколько месяцев с начала войны. Сибирь, окраина города, темень, лают собаки. Друзья, вы представляете себе сугубо городского (я уж не говорю, еврейского) мальчика, которому необходимо было идти учиться в таких условиях в первый класс и в третью смену (да, школы превращались в армейские призывные пункты и госпитали, помещений не хватало, и детям приходилось учиться в три смены). Конечно, я боялся идти в школу и просил маму меня проводить.
Когда я первый раз пришёл в класс, то увидел, что у всех сидящих за партами ребят лежали не тетради, а отдельные листочки. Я, вынув из портфеля большой блокнот (захваченный впопыхах при сборах), тоже хотел вырвать листок. Я, пришелец из другого мира, имел целый блокнот! И они, глядя на меня, как на ненормального, заорали: «Ты что? У нас нет тетрадей, и писать не на чём. Вот мы и принесли листочки». Бумага для школ быстро кончилась. Листочки! Потом мы вообще писали на газетах в промежутках между печатными строками. Для газет бумага была… Ещё бы, газета тогда – это не столько вестник новостей и информации, сколько глас, призывающий к разгрому ненавистного врага.
Никакой бумаги не было вообще, и прочитанные газеты не выбрасывались, а бережно сохранялись, используясь в хозяйстве и в быту. Прежде всего, в военных буднях из газет нарезались полосы и по диагонали крестообразно наклеивались на оконные стекла для защиты от взрывной волны при вражеских налетах. Счастливчики газетами обертывали потрепанные обложки доставшихся при распределении учебников, которых далеко не всем хватало. Газетами утепляли двойные оконные рамы, промокшие ноги и… впрочем, об этом чуть позже…
Наступила зима. Кругом было бело от снега. Я сидел на горшке в темных сенях (нежилое помещение перед входом в избу). Дверь была открыта, и в её проёме я увидел двух мужчин, по протоптанной тропинке
