вам приходится погибшая?
Я смотрю на него секунд пять, почти вижу, как раскалывается ментовская башка об отполированный камень. Потом в последний раз смотрю, как синеватое тело загружают в скорую, разворачиваюсь и направляюсь в дом.
– На вопросы следователю отвечу, – бросаю не оборачиваясь, запираю за собой дверь.
В доме холодно. Может, промерзли мокрые шмотки и теперь холодят кожу. А может… Может, я промерз. Нутро мое ледяными крошками покрылось.
Наверное, она хотела бы, чтобы я страдал. Чтобы я почувствовал всю горечь потери. Скорбел, переживал утрату… Что еще принято в таких случаях. Что чувствую я? Только холод.
– Мой маленький, глупенький Бриллиант, – иду по пустому дому, в котором не жил. Приезжал только к ней. – Глупо так. Решила бы меня грохнуть, я бы понял. Я бы понял…
Интересно, было ей холодно? Холоднее, чем мне сейчас? Однажды я умирал. Не до конца, но холода не помню. Хотя, может быть, дело в том, что я умирал не так, как она. Я был не один тогда. А она одна. Без меня. По факту, она всегда была без меня. Даже, когда я был рядом.
Поднимаюсь на второй этаж, сворачиваю в ее комнату. Наверное, я всегда знал, что так будет. Или это сейчас мне кажется так. А она здесь так ничего и не поменяла. Стены так и остались светлыми, то же зеркало, те же занавески дорогущие (дизайнер какой-то присоветовал), покрывало в тон. Ни картинок каких бабских, ни косметики, ни безделушек. Вещи в шкафу только те, которые я привозил. Держал ли я ее? Нет, сама не уходила. Может, прогнать надо было? Жива бы была. Или нет.
Крови много. Она жидкая, разбавленная водой. Вся вытекла из моего Бриллианта. Я смотрю на полную ванну. Ей стоило утопить в ней меня. И жизнь бы ее наладилась. И Вероникина жизнь тоже наладилась бы, наверное. Хотя, пришлось бы ей устроиться на работу. Ну или нашла бы кого-нибудь другого для содержания их с Алисой.
В обуви залезаю в ванну. Холодно, но внутри меня холоднее. Алая вода выплескивается через край, но хуже уже не будет. Когда я в ней запах железа ощущается еще сильнее. Когда я почти умирал, мне тоже в нос забивался этот запах. Запах собственной крови. Откидываю голову на бортик, закрываю глаза.
Сон приходит неожиданно, и такой яркий. Ярче, чем явь.
Она… мать… кричит прямо как тогда. Громко, пронзительно.
– Чтоб ты сдох, тварь! Чтоб ты сдох!!!
Мои руки в крови, а совсем рядом истошно вопит Вероника.
– Ты проклятый ублюдок! Больной проклятый ублюдок!!! Все из-за тебя!
Вероника цепляется за мой локоть.
– Ваня, – глаза напуганы, полны слез. – Тебя посадят!
– Я не хотел… – разжимаю пальцы, роняю нож на паркет. – Я не…
– Чтоб ты сдох… – воет мама. – Чтоб ты сдох, сволочь…
– Мужик, эй! – кто-то трясет меня за плечо. – Мужик!
– М-м? – разлепляю веки, смотрю на людей вокруг меня.
– Ты чё, уснул чё ли? – судя по всему, следак.
– Сознание,
