за один удар непременно возвратит тебе пять. Что делать? А мулла ждёт. Похоже, не отделаешься, не ударив ни одного. Четвёртый вон, через двух мальчиков после Хусаина, стоит ещё один Закир. Нет, этот Ахметзакир. Низко опустил голову с отросшими волосами. На нём нарядный бешмет с разрезом сзади. Одевается, как приехавший в гости городской мальчик. И в учёбе бестолковый. Пожалуй, этому можно и влепить одну. Но не поднимается рука… Ведь это сын преподобного ишана!..
– Ну, Мирсаяф! – говорит мулла. – Чего ждёшь? Почему молчишь? Может, не хочешь слушаться муллу? Тогда сделаем наоборот. За то, что не слушаешься муллу, пусть они бьют тебя по щеке!
Я готов был без спора согласиться на это условие. Вдруг заговорил Хусаин. Довольно сердито, приказывающим тоном он сказал:
– Ну, бей же скорее! – И подставил мне щёку. – На!
Смекнул я: он спешит прийти мне на помощь. А то ведь он попадёт в ещё более неловкое положение, чем я. Осмелел я немного и беззлобно, вяло шлёпнул его ладонью по щеке.
– Садись! – резко сказал мне мулла. – Размазня! Разве так бьют? Вот как надо! – сказал он и отвесил Ахметзакиру звонкую пощёчину. – Это тебе за то, что роняешь авторитет отца, болван! – прибавил он. – Садись, Хусаин… Садитесь и вы! И смотрите, чтобы больше не являться с невыученным уроком!..
Когда уроки кончились и мы вышли на улицу, я сообразил: эх, думаю, надо же было мне тогда сказать мулле-абзы словами пророка: ведь Аллах любит тех, кто прощает, как сказал сам великий Мухаммед, давайте простим этих мальчиков! Вот так надо было и сказать! Наверняка, злость его прошла бы.
Только с опозданием пришла эта удачная мысль. Всю жизнь не мог я избавиться от этого недостатка, ей-богу! Бывают собрания, выступаю я по спорным вопросам. А самые нужные слова приходят в голову позже. Бывают разные встречи. Задают каверзные вопросы. Без ответа, конечно, не оставляешь. И всё-таки самый лучший, самый мудрый ответ приходит на ум позже, после дела. По-видимому, это и есть то, что называется – ум татарина просыпается после полудня…
Впрочем, кто знает? Может быть, именно этот недостаток и стал причиной того, что я взялся за перо. А что? Скажем, рождаются в голове по-своему довольно интересные мысли или, когда слушаешь других, приходят в голову замечательные идеи, предложения. И ведь чувствуешь, что надо включиться в разговор, поделиться с людьми своими мыслями, чувствами. А вот чего-то не хватает, чтобы высказаться именно так, как тебе хочется. Даже если, победив робость, решишься заговорить, после, видя, что половина того, что хотелось сказать, осталась невысказанной, сожалеешь, берёт досада. Ничего не поделаешь. Не дал Бог красноречия. А писать – другое дело. Здесь в рот тебе не смотрят. Хоть часами сиди, пока найдёшь нужное слово. Если самое лучшее слово вспомнится после – отлично. Можешь вернуться к написанному и добавить…
А в тот день…
В тот день и после уроков мне было очень невесело. Я чувствовал себя виноватым перед своими одноклассниками, даже не пошёл вечером на Герман-тау[4]…
– Герман-тау?
– Мещанский
Герман-тау – гора, сооружённая германцами.
