по асфальту, влажно сверкающему на солнце. А сейчас ещё и осенняя прохлада приятно трепала волосы и щекотала лицо, даже когда мы не сильно разгонялись: она была гораздо милосерднее ещё недавно свирепствовавшей жары. К тому же, соревнования – совсем скоро, поэтому кататься нужно было каждый день, несмотря ни на что. В период интенсивных тренировок ролики должны были буквально врастать в ноги, становиться их неотделимой частью. Кому, как не нам с Настей, об этом знать? Мы уже не в первый раз участвовали в соревнованиях, но те, что ожидали нас через неделю, были особенными. Нам обоим предстояло побороться за кубок мэра города по фристайл-слалому. Это был первый отборочный этап, победители которого должны будут потом соревноваться с теми, кто займёт призовые места в остальных. Поэтому сейчас мы были не дома под уютным усыпляющим пледом, а в промозглом безлюдном парке: уже расставили разноцветные фишки и начали нарезать разминочные круги. Конечно, обычные, здравомыслящие роллеры в такую хмарь отправились бы тренироваться на роллердром, потому что кататься по влажному асфальту не очень удобно, а иногда даже опасно. Но точно не те, которые называют себя «вольными летунами». Нет, такие без попутного ветра никуда не полетят, – ну, то есть ни одного элемента не выполнят. Заставить их кататься в четырёх стенах – всё равно что дикой птице крылья подрезать. Именно поэтому мы снова приехали сейчас в парк, несмотря на погоду.
К городскому чемпионату мы с Настей, «вольные летуны», начали готовиться давно, как и другие ребята-роллеры из нашей небольшой дружной компании. Правда, те, в отличие от нас двоих, посещали время от времени роллер-школу и отрабатывали там элементы с тренером. А мы с Настей – самоучки. Но до сих пор это совсем не мешало Насте занимать первые места во фристайл-слаломе. Она была на вершине пьедестала всегда – с какими бы профессиональными, виртуозными, техничными соперниками ей ни приходилось иметь дело. К такому постоянству все относились по-разному. Я – с восхищением и восторгом. Каждый раз я так бурно радовался победам Насти, как если бы они были моими собственными. Даня, Инка, Алиса – с белой завистью, как они говорили. А сама Настя – с невозмутимым спокойствием человека, который просто наблюдает за естественным ходом событий. Её выражение лица как бы говорило всем, кто ждал от неё каких-то особенных эмоций после очередной победы: «Я и не сомневалась в том, что всё будет именно так. А вы – разве да?»
Вот и сейчас она с таким же необыкновенным самообладанием, которым даже не все мальчишки могли похвастаться, а девчонки – и подавно, выписывала ногами замысловатые узоры, ловко петляя между расставленными в ряд фишками. Я, сев на скамейку, чтобы перешнуровать ролики, застыл на некоторое время, наблюдая за порхающей Настей. Да, именно сейчас мне начало казаться вдруг, что она стала невесомой и катается уже не возле фишек и вокруг них, а над ними. Не задевая ни одной, не касаясь даже земли. «Бабочка» получалась у Насти всегда особенно эффектно. Только вот теперь это вместо восторга вызвало у меня необъяснимый страх за неё. Вдруг она прямо сейчас соскользнёт с паркового асфальта, колёса её роликов оторвутся от твёрдой поверхности, и её оранжевые брюки и салатовый батник яркими пятнами замелькают где-то далеко и высоко в небе? А потом она, не удержавшись на высоте, сиганёт вниз. «Смертельная “бабочка”», – внезапно пронеслось у меня в голове, внутри что-то ёкнуло, и мне захотелось немедленно подъехать к Насте и сделать что-нибудь, чтобы «приземлить» её. Через несколько секунд я, осознав всю абсурдность такого желания и несуразность игры своего воображения, не смог удержаться от смеха. Настя, остановившись и повернувшись ко мне, одарила меня своей самой очаровательной улыбкой: веснушчатой и задушевно-ласкающей. «Какая же Настька всё-таки… необыкновенная? Нет, просто очень родная и уютная», – подумал я, глядя на неё и чувствуя, как внутри становится всё теплее и теплее, несмотря на то, что снаружи было по-прежнему зябко – ранний сентябрьский холодок так же колко перекатывался по коже.
Я в очередной раз мысленно порадовался и одновременно удивился тому, как мне могло так повезти с Настей. Вслух я тоже восхищается ею, но гораздо реже, потому что обычно она сразу останавливала бурный поток моих восторгов. Говорила, что её это дико смущает, потому что она – «самая обыкновенная – обыкновеннее некуда», а ещё – будто «жизнь не любит слишком громких слов и в отместку может отобрать у человека то, о чём он постоянно кричит на каждом углу». Такая непреклонная строгость и принципиальность были присущи ей всегда – из-за них Настя поначалу показалась мне гораздо более взрослой, чем была на самом деле, когда мы познакомились здесь, в сквере Кафедрального собора. Но я считал, что эти недетские черты характера совсем не портят ни саму Настю, ни наши отношения. Наоборот: благодаря им, я доверял ей, как самому себе. И на их фоне острее и глубже ощущал её нежность и заботу, которые тоже были ей свойственны. А ещё именно эти качества не раз приводили её к победе. Иначе как у неё получалось бы каждый раз быть «быстрее, выше, сильнее» всех? В общем, без этого всего в совокупности Настя была бы не Настей, а кем-то совсем другим: каким-то чужим, далёким, безразличным мне человеком.
Настя, подмигнув мне, сделала несколько оборотов на правом переднем колесе – это, помимо «бабочки»,
