медленно перевела себе на бедро, рефлекторно сжалась. А потом дракон открыл глаза.
В слабом холодном свете, наполнявшем комнату, они сверкнули, как два драгоценных камня – непривычно яркие, насыщенного цвета. Изумруд и жёлтый топаз, рассечённые узкими чёрными трещинами зрачков.
Разные. У него разные глаза. Такое бывает?!
Однако всерьёз задуматься об этом я не успела. Дракон явно не привык или просто не желал быть снизу, и через мгновение мир перевернулся, а я оказалась вжата в простыни сильным жилистым телом. И спросить я ничего не успела, потому что рот мне закрыли поцелуем.
У него имелись острые клыки, две пары, но остальные зубы казались обычными. А ещё у него был раздвоенный язык, и ощущение это придало поцелую непривычную остроту…
Впрочем, язык скоро стал нормальным, клыки тоже ощутимо уменьшились, а желание анализировать у меня окончательно прошло. Афродизиак из крови должен был вывестись за десять-двадцать минут, но случилось это или нет – я уже не узнала. Ночь и в самом деле выдалась очень жаркой.
За всё это время мы не обменялись ни словом. Я не знала, что говорить, да и возможность задуматься об этом не выпадала, а дракон не задавал вопросов. Он молча и уверенно, без малейших сомнений брал то, что ему предлагали – меня, мою силу и моё дыхание. Вот только лицемерием было бы жаловаться: любовником найдёныш оказался отличным, чутким и заботливым, а моё тело, как выяснилось, очень истосковалось по мужским ласкам.
Вымотанная, уставшая, наполненная ленивой истомой, уже под утро засыпая на крепком плече дракона, о котором я не знала ничего, включая даже имя, я в полусне вспомнила своего покойного мужа, представила его реакцию, если бы он всё это увидел, и едва не захихикала от удовольствия. О-о, Иккас был бы в бешенстве!
Заснула я совершенно довольной и умиротворённой, а вот утром пришло… похмелье?
Меня разбудил резкий сильный рывок. Я вскрикнула от неожиданности, и в следующее мгновение обнаружила себя в странном положении: лёжа на животе, с заломленной за спину левой рукой и прижатой к телу правой, придавленная сверху чем-то тяжёлым и горячим. Ещё пара секунд понадобилась на то, чтобы сообразить: дракон. Это он сидел на мне верхом и удерживал за руку.
– Что ты делаешь?! – возмутилась я, поворачивая голову набок, чтобы подушка не мешала дышать и говорить.
– Не дёргайся, ты причиняешь себе боль, – невозмутимо отозвался чешуйчатый.
Голос у него был глубокий и звучный, красивый, и говорил красноволосый с характерным рычащим акцентом, чуть шепелявя. Языком Мира он владел уверенно, явно демонстрируя большую практику. А впрочем, что удивительного для дракона, пережившего семерых хозяев?
– Я причиняю?! – окончательно опешила я от такой наглости, снова дёрнулась – и зашипела от боли в плече. – Это твоя благодарность за спасённую жизнь?! – процедила зло.
– Благодарить буду чуть позже, – с тем же спокойствием сообщил он.
– Ой!
