несчастных траминерцев, но веры этому нет. Что стоило Ордену придумать байку для Масона?
– Они все на обезболе или типа того. Я точно не знаю, но они пьют каждый день таблетки, да, Нем?
– Это не совсем обезбол. – Нимея Нока делает всем по чашке крепкого кофе и садится прямо на столешницу. – Я дружу с одним истинным с самого детства.
Рыженькие воют как дурочки и шепчут: «Энг, Энграм, Энг, Хардин!»
– Расскажешь про них? – Брайт делает глоток кофе и удивленно смотрит в кружку. Вкус разительно отличается от того, что продают в кофейных лавках Дорна или Аркаима. Более насыщенный, крепкий, не сластит и очень вкусно пахнет.
– Да ничего особенного. На самом деле их не так уж и много. И уж точно они не все больны. Лю, не болтай лишнего, так и рождаются сплетни. Есть чистые истинные, это местная знать, аристократия. Их и семей‐то кот наплакал, ну, может, штук шестьдесят, и на них приходится чуть больше ста детей.
– А остальные что же… грязные? – Брайт недоверчиво косится на Нимею. Неужели траминерцы даже в собственной стране делят людей на таких и не таких?
– Именно. Грязные истинные – это те, в чистоте крови кого есть сомнения. Ну и еще новые иные – это ни туда ни сюда. И вашим и нашим. Это те же грязные, только побогаче. По сути, отличаются они уровнем магии. У чистых он примерно как у нас. У грязных – на уровне обычных земляных магов, то есть почти никакой. Новые тоже не особенно талантливы. Но чистые зато болеют. У траминерцев лет в четырнадцать, как у большинства магов, просыпается магия и…
– Н-н-н… – Лю качает головой, и все закатывают глаза, даже Брайт смеется.
Она хорошо знает, как гордятся экимцы, что их магия просыпается чуть ли не с младенчества. Есть старая шутка, что это оттого, что у них ветер в голове, и природа хоть как‐то отыгралась, даровав раннее пробуждение сил.
– В общем, лет в четырнадцать у грязных просыпается магия. А у чистых… не знаю, лет в шесть, может. В общем, они страдают с детства от каких‐то просто страшных болей. Помню, как Э… мой друг, – она многозначительно смотрит на краснеющих сестер Ува, – помирал, если пропускал очередную таблетку. Черт, это выглядело и правда паршиво.
– Так странно, да?.. – тихо пищит Овада и отставляет свою полупустую чашку. – Я имею в виду, ну, раньше же считалось, что траминерцы самые никчемные? В Илунге всегда хохотали над ними, а потом, ну, помните, когда стали появляться эти суперсильные маги. Ну… Видимо, сила далась им не просто так, раз они болеют, да?
Овада краснеет все сильнее и заметно нервничает. Это самая длинная речь, какую Брайт от нее слышала, и, кажется, эта крупная веснушчатая девчонка в себе совершенно не уверена, если не пищит что‐то одновременно с сестрой.
– Тебе их жалко? – Брайт не может удержаться от вопроса, и все девочки смотрят на нее – явно и сами не понимают, какой ответ был бы правильным.
– Наверное… не все плохие?
– Наверное, – кивает Брайт. Но совершенно в это не верит.
– Интересно, почему их так немного? Больных и сильных, – вздыхает
