за два дня, – когда некромант принёс весть о гибели Гертруды.
Ева сама удивилась, как эта весть выбила её из колеи. Казалось бы, она знала драконицу всего ничего. И за это «ничего», как выяснилось, успела так к ней прикипеть, что, когда схлынула первая постыдная эмоция – облегчение, что формулировка клятвы не утянула Герберта следом, – расплакалась и самозабвенно наорала на некроманта. Крича, что это их вина, что она знала, что он не подумал…
Тот даже не отпирался. Стоял, опустив руки, опустив голову, такой покорный, что Еве тут же стало стыдно.
«Я виноват, – тихо возразил Герберт, когда она обняла его, бормоча слова извинения, твердя, что он ни в чём не виноват. – И я искуплю вину. Исправлю то, что ещё могу».
Что ж, если они помогут единственному уцелевшему детёнышу Гертруды появиться на свет, вырасти дракончиком, который однажды расправит крылья и взлетит в зовущее его небо, – наверное, это и правда немножко искупит их вину. Так что боль Ева топила в занятиях, до изнеможения отрабатывая двадцать четвёртый каприс Паганини: она загорелась сыграть виолончельное переложение с тех пор, как впервые услышала его в исполнении Йо-Йо Ма. Дома она пару раз едва не переигрывала руки, заучивая вечно фальшивящее пиццикато в девятой вариации или проклятые децимы в шестой, но в волшебном мире мышцы – всегда холодные – даже не уставали. А дозанимавшись в своей комнате до ощущения, что пальцы вот-вот начнут кровить, растворив всю тоску в утомлённом отупении, она шла в «детскую» маленького дракончика: надеясь, что песни Дерозе могут хоть немного заменить те песни, что он уже никогда не услышит от мамы.
О том, что услышать маму ему не суждено, Ева рассказывать не стала. Плакать в обнимку с яйцом тоже, хотя хотелось. Оставалось надеяться, что он ещё слишком маленький, чтобы слышать истину в сердцах, как Гертруда.
Прорваться в музыке Ева этой истине не позволяла.
– Эльен, вы знали, что Герберт боится смерти? – спросила она невпопад, следом за призраком возвращаясь в спальню, – страстно желалось поговорить и подумать о чём угодно другом.
Как Айрес могла так поступить? Без раздумий уничтожить то, чего наверняка даже не понимала, чьей красоты наверняка не могла оценить?..
– Странная особенность для некроманта, – откликнулся призрак невозмутимо, учтиво раскрывая перед ней дверь. Ева так и не поняла, был это положительный или отрицательный ответ. – Хотя… ты можешь каждый день иметь дело со смертью других, но твоя собственная продолжит пугать тебя.
– Он слишком много имел дел со скелетами. И слишком мало с живыми людьми. – Вернувшись в свою комнату, Ева опустила футляр с Дерозе на пол и принялась протирать струны и корпус инструмента. В сокровищнице делать это не хотелось – всё равно что выносить закулисные тайны на сцену. – С чего он вообще заперся здесь в окружении одной нежити? Помимо всего, что я уже знаю?
– Двух слуг поймали на шпионаже. Вскоре после гибели его родителей. Одного подкупила королева, другого – лиэр Кейлус. Тогда
