паршивый день.
У следующего светофора Джози пришлось остановиться – она совсем мало проехала, а дышала с трудом. Она подождала, пока красного человечка на светофоре сменит зеленый, и люди, склонив головы, побегут через дорогу под звуковой сигнал, торопясь попасть в тепло своих домов. Но трое не рванули со всей толпой – они пошли прогулочным шагом, улыбаясь и явно не замечая хаоса пригородной зоны. Это было семейство – мама, папа и мальчик, на вид лет пяти-шести. Он смеялся, на его соломенных волосах красовался ободок с оленьими рожками, которые шевелились при каждом повороте головы. Родители держали сына за руки, а он раскачивался взад-вперед, опираясь на них и играя в какую-то свою игру.
Это так напомнило Джози себя и родителей в один из подобных вечеров, только более тихий, без шума машин, недовольных автомобильных гудков и людского цыканья, когда кто-то попадался на пути. По улицам ее деревни ходить было легче и безопаснее, но она тоже любила, пока не выросла, держаться за руки родителей и чтобы они подбрасывали ее вверх на счет «три». Так они гуляли до почтового ящика каждый год в предрождественскую неделю, сколько она себя помнила и, по словам бабушки, до того. Держась за руки, она между ними, с письмом Санте в кармане курточки, приготовленном для отправки на Северный полюс.
Навсегда Джози врезался в память девятый год ее жизни. В том году шел снег, она была в восторге, носилась, оставляя дорожки следов, как это возможно только в деревне, требовала купить морковку в магазине, ведь нос у снеговика – это самое важное. Морковь, которая была дома, не годилась – нос должен быть идеальным, настаивала она. Поэтому они бросили письмо по пути в магазин, и сразу после этого Джози перестала качаться у них на руках, потому что мама, поскользнувшись на тротуаре, чуть не потеряла равновесие. По какой-то причине этот конкретный момент отпечатался в ее памяти – как у мамы поехал меховой коричневый сапожок, как она сама схватилась за руку Джози, едва не утянув ее за собой. Как мама смеялась, – угораздило же меня! – как они с папой переглядывались поверх головы Джози. Потом ей часто приходила мысль, что это было предзнаменованием случившегося неделей позже.
Что она тогда написала в письме Санте? Джози помнила, как снег хрустел под ногами, как на подходе к почтовому ящику стали неметь пальцы, несмотря на красные перчатки. В памяти осталась мамина серебристая шапочка с помпоном, из-под которой виднелись темно-русые длинные волосы, и это, по мнению Джози, придавало ей сходства с принцессой. У нее в ушах звучал папин голос, перечислявший всевозможную чепуху, которую она могла бы пожелать – левый носок, головку лука, новую посудомоечную машину. Но что она действительно хотела получить на Рождество в тот год, чего жаждало ее девятилетнее сердце, – об этом она не имела ни малейшего понятия.
Но тогда Джози еще верила в Санту. И только на следующий год, когда он не исполнил одно-единственное ее желание, отправленное, как обычно, почтой, правда, теперь
