языках[110]. Длинное и просторное верхнее одеяние из меха было широко распространено у многих народов, но только в России шуба получила значение особого культурно-знакового символа.
Распространение шубы не могло не сказаться на ономастике русского языка (топонимика Москвы и антропонимика ее населения). Первое свидетельство этого встречается в Софийском временнике под 1368 годом в виде упоминания о военачальнике боярине Иакинфе Федоровиче Шубе и о местечке Шубино[111]. Шуба как вид одежды упоминается в Суздальской грамоте (1382), а затем и в грамоте митрополита Киприана (1395), что указывает на ее распространенность в кругах русской знати во второй половине XIV века[112]. Именно этот исторический период дал самую раннюю из сохранившихся до настоящего времени русских шуб (предполагается датировка не ранее 1380–1390-х годов). Это длинная (135 сантиметров) нагольная шуба преподобного Кирилла Белозерского, изготовленная из трех овчин хорошей выделки и сшитая, по традиции, мехом внутрь, без подкладки. Шуба застегивается на дюжину узелковых пуговиц и навесных петель из кожаного шнура[113].
Мы помним, что еще до присоединения к Москве новгородцы поставляли в Европу главным образом сырую, то есть невыделанную пушнину. Готовые изделия Новгородом, как правило, не вывозились, хотя, конечно же, изготавливались местными мастерами. В Москве, напротив, много и охотно торговали уже готовыми меховыми изделиями – чем дороже, тем лучше. Именно здесь, по всей видимости, и появилась шуба – дорогая и престижная меховая одежда[114].
Неудивительно, что в XV столетии шуба могла претендовать на положение знакового символа молодого государства: само ее появление совпало с формированием национальной идентичности России. В этой связи показательна история, связанная с шубой, пожалованной Иваном III послу германского императора Максимилиана (1490). Имперский посланник получил весьма ценные дары: «цепь золоту со крестом, да шубу атлас с золотом, на горностаях, да остроги серебряны золочены»[115]. В этом подарке было много символичного. В ту эпоху иноземные посланники воспринимались не просто как представители своей страны и правителя, но как носители воли своего господина. Они могли говорить только от его имени, иными словами – их устами говорил сам властелин[116].
В это время соболья шуба принимает на себя главную роль в костюмном комплексе. Русский аристократ уже имеет до десятка и более шуб из разного меха, которые различаются цветами и материалами так называемых «верхов на шубу»[117]. «Старшие» меха логичным образом сочетались со «старшими» тканями: бархатом и атласом.
Отклики истории о высоком статусе шубы можно найти в былине о чародее-охотнике Вольге, способном ловить «куниц, лисиц, и диких зверей, черных соболей, и белых поскакучих заячков, и малыих горностаюшков»[118]. Царь Турец-Сантал решает пойти на Русь,
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 482. Еще в X веке у венгров существовал вид одежды, называемый dẑubba. См.: Нидерле Л. Быт и культура древних славян. М., 2013. С. 163. Важно отметить, что Н. Я. Аристов, характеризуя пушно-меховой вопрос Древней Руси, называет шубой всякую верхнюю меховую одежду, включая самые ранние ее варианты. См.: Аристов Н. Я. Промышленность Древней Руси. СПб.: Тип. Королева и К, 1866. С. 147–148.
Поспелов Е. М. Названия подмосковных городов, сел и рек. М., 1999. С. 176.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. С. 482.
Шуба XIV‒XV века. Овчина, шитье. Длина 135 см / Кирилло-Белозерский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник [Электронный ресурс].
Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. М.; Л., 1935. С. 92. В 1496 году посол Ивана III к крымскому хану Менгли-Гирею требовал компенсировать убытки русского торговца, у которого знатный крымский вельможа купил «четыре шубы белилны да сорок соболей», а деньги в полной мере не выплатил. Шубы оценивались в 17 рублей, а соболя – в 20 рублей, что составляло по тем временам огромную сумму. См.: Посольство от великого князя Ивана Васильевича к царю Менгли-Гирею // Сб РИО. Т. 41. СПб., 1884. С. 226. В другой раз посол московского правителя жаловался на грабеж торговых людей, учиненный азовскими татарами: у князя Ивана Кубенского грабители забрали «сорокóв собольих и горностаев, и горл лисьих и шуб белинных». См.: Посольство от великого князя Ивана Васильевича к кафинскому султану Махмет-Шихзод с Александром Яковлевичем Голохвастовым // Сб РИО. Т. 41. С. 405. Торговца Ивана Михайлова «татарове взяли на поле» и отобрали у него шкуры горностаев, лисиц, а также несколько «шуб бельих». См.: Посольство от великого князя Ивана Васильевича к кафинскому султану… С. 406.
Шапиро Б. Л. Обувь, шпоры и элементы седельного сбора: материальная культура всадника в Московском государстве XVI – XVII вв. // Вестник ТГУ. Культурология и искусствоведение. 2017. № 26. С. 193.
Здесь можно вспомнить знаменитое польское венчание Лжедмитрия I с Мариной Мнишек (1605), когда вместо жениха в церемонии участвовал его посол. См.: Маржерет Ж. Состояние Российской державы и Великого княжества Московского // Россия XVII века. Воспоминания иностранцев. Смоленск, 2013. С. 59–60.
Так, в завещании удельной княгини Ульяны Михайловны Холмской (1449–1504) упоминаются «кожух на беличьих чревах» (на беличьих брюшках), две шубы собольи, сизая шубка из «дикого» (серо-голубого) бархата с золотным шитьем и шелком. См.: Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 160–161. Чем более ценится мех, тем на большее количество разнотипных фрагментов (лапы, лбы, черева, душки, хребты, чемры и так далее) делится шкурка. См.: Силантьев А. А. Обзор промысловых охот в России. СПб., 1898. С. 428.
Вольга // Былины. М., 1986. С. 76.
