мотивы смешивались с европейскими симфоническими традициями, это не такая уж чистая сквозная линия, как утверждал Дэвис. Несмотря на то что крутость подчас служит лишь кодом для обозначения чернокожих, крутость в Соединенных Штатах не существует без смешанного влияния черных и белых, которое выливается в комплексное наследие.
В 1957 году в Центральную среднюю школу в Литл-Роке были зачислены девять афроамериканских подростков. (Губернатор штата Арканзас послал Арканзасскую национальную гвардию, чтобы не пустить их в здание; президент Дуайт Эйзенхауэр ответил федерализацией Арканзасской национальной гвардии и приказал им защищать учеников.) Девятка из Литл-Рока заходила в школу сквозь толпу белых, с безмятежным и уверенным видом, сохраняя хладнокровие перед лицом смертельной опасности. Одна из них, Минниджин Браун-Трикки, позже сказала: «Их беспокоило то, что мы были такими же высокомерными, как и они».
В 640 километрах к востоку от Литл-Рока, в Чаттануге, штат Теннесси, в том же году отметил девятый день рождения Сэмюэл Лерой Джексон, который тоже жил в сегрегированном мире. Чем старше он становился, тем с бóльшим количеством белых он знакомился, но почти все, кого он встречал, будучи ребенком, были чернокожими. Детство в условиях сегрегации не сделало Джексона злее – оно выковало его стальное хладнокровие. Но, став взрослым, он пришел в ярость от голосов консервативных политиков, наследников традиций угнетателей из его детства. «Это те же самые гребаные типы, – сказал он. – И когда я слышу их голоса, я слышу те же самые голоса. Тот носовой выговор, когда тебя специально называли не ниггером, а нигрой. Нигры. Не было никаких сомнений в их позиции – ты никогда не будешь им ровней, и по возможности они сделают так, чтобы у тебя никогда не было столько дерьма, сколько есть у них».
Майлз Дэвис начал свою автобиографию с таких слов: «Самое сильное чувство, которое я испытал в жизни – одетым, конечно, – это когда еще в 1944 году я впервые услышал, как Диз и Птица играли вместе»[11]. Шел 1944 год, Диззи Гиллеспи и Чарли Паркер играли вместе в группе Билли Экстайна, каждый вечер изобретая боповое звучание. Паркер (он же Птица) стал иконой крутости как за свою гениальность, так и за беспутный образ жизни: он кололся героином, мочился в телефонных будках, закладывал свой саксофон прямо перед концертом, чтобы успеть сделать ставку, а затем добивался великолепного звучания из подменного инструмента, например детского пластмассового саксофона. Паркер умер, когда ему было всего 34 года, но коронер оценил его возраст где-то между 50 и 60 годами.
Гиллеспи, напротив, дожил до 75 лет, более 50 из них состоя в браке с одной и той же женщиной. Несмотря на то что у него был безупречно крутой послужной список, он был новатором как в бибопе, так и в афро-кубинском джазе, он не чувствовал необходимости сжигать себя, как его партнер. У него дома в Нью-Джерси в морозилке хранился запас безалкогольного пива. Когда Гиллеспи спрашивали о его сдержанной натуре, он отшучивался: «Я всегда боялся иголок». Он
Дэвис М. Автобиография / Пер. с англ. Е. Калининой. – М.: София; Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005. – 544 с. –
